Михаил Башкиров - Банный вор
Серега потрогал ногой портфель.
— Тяжелый!
— Для вашей светлости старались… Пара бутылок чешского пива, финский сыр, конфеты ассорти и прочая мелочь…
— Вот это друг — я понимаю! Не поленился такую уйму припереть аж из самой Москвы… Если бы еще на честно заработанные деньги…
— Не из Москвы, а из Ленинграда… И не бери меня за жабры…
— Ничего не пойму — или это влияние жены, или…
— Расскажу — поймешь… А рассказывать, наверное, придется долго…
На кухне вор торопливо разгрузил портфель.
— Жратва, конечно, вещь прекрасная, но вот тебе подарок на память обо мне, — вор протянул Сереге калькулятор.
— Это из Москвы или Ленинграда?
— Не гадай… Машинка что надо. Я ею достаточно попользовался. Дивиденды, знаешь, подсчитывал вечерами, душу рублями ублажал. Теперь подсчитывать нечего. Все спустили до копейки. Все! И на банях крест!
— А чего это ты вдруг в столицу махнул? Проветриться? Звонил твоей мамаше, а она ядовито так сообщает, мол, в предсвадебное путешествие укатил, и добавляет с легким прононсом, что эта особа, то есть будущая законная жена, из тебя все соки по капельке высосет.
— Сдрейфил я, потому и удрал… Запаниковал, задергался… Усы вот эти, думаешь, от хорошей жизни?.. Одежду, и ту всю сменил, чтобы в прежней на улице не показываться. Прошелся, значит, я по самому что ни на есть краешку, глянул обоими глазами на самое донышко — и так мне тошнехонько стало… А с ерунды все началось, с мелочовки… Спрыгнул с первого этажа — понравилось, спрыгнул со второго — малость ушибся, но зато гордость приобрел, самоуважение, — и тут же, не задумываясь, сигаешь с третьего, для полного самоутверждения, и если, не дай бог, повезло, — карабкаешься выше, чтобы прекрасно шмякнуться лягушкой безмозглой, и только лапки дрыг-дрыг…
— Я тебе всегда говорил, что банное дело не для тебя, — Серега разлил пиво по стаканам. — Хочешь — иди ко мне работать. С начальством поговорю. Пусть себе пенсионеры сторожат.
— Нет, из сторожей я уйти не имею права. Ленчику дал клятвенное обещание за три месяца повесть накатать… Представляешь, говорю ей в Москве, мол, найду себе после возвращения приличную работу, мол, Толика к себе возьмем, и прочее в том же духе — а она мне заявляет: брось дурить, я уже давно все решила, Толик пока поживет у мамы, я пойду на работу, хватит, насиделась, — а ты, друг любезный, будь добр, все свободное время пиши.
— Верит, значит, — Серега долил себе пива. — Дело-то нешуточное повесть… Это тебе не рассказ, не новеллы… Здесь одного таланта мало.
— С завтрашнего дня сажусь. Мыслишка есть интересная. Тема, конечно, старовата, даже затасканная малость, но какой лихой поворот в сюжете — пальчики оближешь… Пока трепаться не буду, но что-то среднее между Кортасаром и Стивенсоном. Подростково-интеллектуальное. С такой вещью легче вылезти, сейчас же страшный дефицит на юношескую литературу… Романтика без флера, любовь без секса, философия без зубов…
— Попишешь недельку да бросишь. Дыхалки не хватит.
— Чокнусь, но сделаю… Все ахнут!.. И пусть только попробуют не напечатать! Лбом прошибу.
— Давненько я тебя таким горячим не видел — есть еще порох в пороховнице, — Серега откупорил вторую бутылку, и пробка, дребезжа, метнулась по столу. — Значит, с банным делом окончательно и бесповоротно завязал? Или все-таки чуть-чуть тянет к прежнему, хотя бы во сне?
— Сложно. Вроде правильно все делал, когда решил, но вот принялся деньги скопленные фуговать направо и налево — а что-то во мне нашептывает: не жалей, надо будет — снова раздобудешь, в десять раз больше… Въелась в меня банная надежда… Но сам посуди: если я пропихну свою повестушку, то какой смысл мне будет браться за старое? Надеюсь, гонорара хватит.
— Осталось сесть и написать.
— Будь спокоен…
Прошло три месяца, потом еще три, но повесть никак не могла продвинуться дальше середины.
За это время Ленчик ни разу не упрекнула его и, возвращаясь, замотанная, с работы, терпеливо ладила ужин и только улыбалась ободряюще, когда он садился за машинку, чтобы промучиться всю ночь, а под утро вышвырнуть сделанное.
Заходил Серега, приносил чемоданы книг, бодро толкал речи в защиту реализма, призывал читать Бунина и Чехова, убеждал бросить конъюнктуру, а взяться по-настоящему за серьезную вещь.
Вор и сам скоро убедился, что его попытка смехотворна и бессмысленна. Много раз начинал по новой, а все лезла сплошная «манная каша».
Ему теперь было все равно — напечатают его или нет. Осталось одно желание — хоть что-нибудь написать, хоть одну-единственную страницу, похожую на те, что лихорадочно перелистывал, отчаявшись, в поисках сокровенного секрета мастерства.
В конце концов он совсем перестал читать и стал без дела слоняться по улицам. Ему казалось, что стоит увидеть интересное, умное лицо, и он найдет своего героя, найдет свое, такое нужное миру слово…
Этот день, как и два предыдущих, был обилен солнцем. Вор, сам не зная зачем, уехал на трамвае за реку. В тех местах он не бывал давно, и когда увидел серое здание бани с облупленными колоннами, заколоченный пивной киоск и тополя с еще редкими листочками, то сразу вспомнил, что все это время перебивался с копейки на копейку.
А ведь было другое время. Тогда он не был прикован к машинке, как галерник, а смело и свободно распоряжался собой и брал сколько удавалось.
Нашарил в кармане джинсов пятнадцаток — на билет хватит, и еще двадцаток на веник, а без полотенца можно обойтись.
Он вдруг почувствовал, что к нему пришло вдохновение. Надо проверить пару кабинок, и не из-за денег, а для того, чтобы убедиться, что он еще кое-что может, что не потерял былую ловкость. Вор прошелся вдоль стены кочегарки, распинывая шлак, нашел длинный загнутый гвоздь. Сойдет за отмычку.
Когда он купил билет и веник, а на последний трояк выпил стакан газировки, сердце его было спокойно. Ведь он мог и в любую минуту передумать, вернуться домой и сесть за машинку. Раньше он не мог позволить себе такой роскоши…
Возле кабинок народу почти не было. В дальнем углу одевался раскрасневшийся курсант, а как раз напротив сидел полуголый парень и сосал прямо из горлышка минеральную воду. Возле его ног стояла большая спортивная сумка.
Вор вспомнил про свой заветный портфель, который пылился в кладовке.
Курсант подошел к зеркалу, причесался.
Вор выбрал кабинку рядом с парнем и стал медленно, как бы нехотя, раздеваться, поглядывая на банщицу. Это была та самая карга, у которой он из-под носа в прошлом году увел барахла на триста рэ.
Хорошо, что у него сейчас усы. Да и год прошел, целый год… Будь благословен старческий склероз и прочие сопутствующие недуги.
