Роберт Шекли - Игра агента X
Я чуть изогнулся и пощупал локтем свой боковой карман. Как я и предполагал, револьвера Гвеши там уже не было, но я все равно расстроился.
Осмотрев наручники, я убедился, что они вполне надежны. А цепь, которой меня приковали к стене, вполне могла бы удержать на якоре небольшой паровой буксир. Замок на цепи был новехонький, а кольцо накрепко вмуровано в стену.
— Вы удовлетворены осмотром? — спросил меня чей-то голос — глубокий, зловещий и звучный. По законам жанра сейчас должен появиться сумасшедший палач.
Я огляделся, но никого не увидел. Поглядел вниз.
— Я доктор Йенсен, — произнес он.
Это был карлик, ростом около двух с половиной футов, с крупной, но пропорциональной головой. За стеклами массивных очков блестели голубые, чуть навыкате, глаза. Он был одет в строгий темный костюм, его грудь и живот закрывал резиновый фартук. Аккуратная борода, — ну вылитый доктор Пастер в миниатюре.
У стены сидел второй злодей, в полумраке я не смог его как следует рассмотреть. Сначала мне показалось, что это Форстер решил поразвлечься, но как оказалось, это был Беппо.
— Я слушал вашу беседу с мистером Форстером, — заявил Йенсен. — Мне показалось, что вы человек интеллигентный. Надеюсь, я не ошибся. Видите ли, эффективность методики силового принуждения, я имею в виду её абсолютную эффективность с точки зрения затрат времени и сил, значительно возрастает, если субъект обладает мощным интеллектом.
Я этого не знал, поэтому пока от комментариев воздержался. Однако, доктор Йенсен привык, по-видимому, говорить сам с собой.
— Интеллект объекта, разумеется, весьма важный, но не единственный фактор. Столь же важным моментом является уровень его эмоциональной восприимчивости. Это, в свою очередь, — составляющая воображения. А знаете ли вы, почему два этих качества имеют столь важное значение?
— Нет, сэр, не знаю, — ответил я.
— Потому что пытка — процесс двоякий. Помимо собственно физических мучений субъект ещё пытает и сам себя. — Доктор Йенсен улыбнулся, обнажив безукоризненный ряд белых, мелких зубов. Я мысленно пообещал себе, что в один прекрасный день я попрактикуюсь на них в зубной хирургии, причем без всякой заморозки. — Если бы это было не так, — продолжал он, — теория силового принуждения была бы безосновательной. Грубая физическая боль, бездумное сопротивление и бессмысленный исход — в этой формуле нет ни интеллекта, ни внушения.
Я пытался убедить себя, что все происходящее — просто блеф: никто не собирается меня пытать, и ничего страшного не произойдет. Но заставить себя поверить в благополучных исход я так и не смог. Слишком реален был этот ухмыляющийся карлик с пухлыми белыми ручками.
— Вас, должно быть, интересует, — рокотал он, — зачем я вам все это рассказываю. — Он слегка улыбнулся и огладил свою бородку. — Это для того, чтобы повысить уровень вашей внушаемости. Вы должны знать, что вас ожидает, должны размышлять об этом. Ваш интеллект, воображение должны начать главную пытку — в вашем сознании.
Я кивнул, стараясь не вникать в суть его слов. В тот момент я пытался найти способ, чтобы выбраться отсюда живым и невредимым. Хорошо, пусть даже не очень невредимым, но выбраться. А что, если я сообщу Форстеру «адрес» Кариновски, просто какой-нибудь вымышленный адрес? Мне тогда удастся выиграть немного времени. Но после этого мое положение станет совсем незавидным.
— Мой метод, — говорил Йенсен, — основан на полной ясности. Я разъясняю свою теорию, отвечаю на все вопросы клиента. Естественно, не всегда мои ответы его удовлетворяют.
— А почему?
— Потому, что все ваши вопросы сводятся в итоге к одной конечной и неразрешимой проблеме. Единственно, что вас интересует, мистер Най, решение древнейшей метафизической проблемы: откуда берется боль? И поскольку я не могу ответить на этот вопрос, по законам моей теории он сам становится источником беспокойства и усиливает страдания клиента.
Все время, что он говорил, Йенсен неотрывно смотрел мне в глаза, очевидно, следя за моей реакцией: наблюдаются ли расширение зрачков, подергивание мускулов лица, высохшие губы, ярко выраженный тремор пальцев.
— Вы хотите что-нибудь сказать о Кариновски? — осведомился он.
— Я не представляю, где он может быть.
— Хорошо, — сказал Йенсен, — тогда начнем.
Он неторопливо вытащил из кармана резиновые перчатки, надел их. Повернулся и стал внимательно рассматривать орудия пыток, развешанные на стенах. Выбрал, наконец, огромные клещи, футов пяти длиной, ржавые несуразные клещи черного цвета. Они бы, наверно, идеально подошли для кастрации быков. Йенсен взялся за ручки, пару раз щелкнул для пробы. Они слегка поскрипывали, однако зев захлопнулся плотно и надежно.
Он потихоньку стал приближаться ко мне, держа перед собой эти огромные кусачки. Я прилип спиной к стене, все ещё не веря в реальность происходящего. Клещи раззявили свои челюсти, подобно отвратительной квадратной пасти морской черепахи. Они медленно приближались к моему лицу три дюйма, потом два — я пытался вжаться в каменную стену затылком, но железные челюсти неумолимо надвигались на меня. Спасения не было. Я попытался было закричать, но мои голосовые связки не могли издать и звука. Я испытывал такой нечеловеческий ужас, что даже сознания не мог потерять.
Тут я услышал, как кто-то начал колотить в дверь. Чей-то голос орал: «Я поймал его! Я поймал Кариновски! Беппо, помоги!»
Беппо вскочил и бросился к двери. Открыв её, поднялся на две ступени вверх и громко выругался. Потом повернулся и вошел обратно с недовольным выражением на лице. В ту же секунду я понял, что кто-то всадил ему в грудь нож — по самую рукоятку.
За мощными дверями, в коридоре, слышался глухой треск пистолетных выстрелов. Мой спаситель, кажется, был весьма занят.
Беппо пытался вытащить нож, и это ему почти удалось, но он повалился на пол, подминая под себя доктора Йенсена. Тот отпрянул, все ещё держа в руках свое страшное орудие — несколько неосторожно с его стороны. Мне удалось ухватиться за клещи и резко дернуть — Йенсен потерял равновесие и выпустил клещи из рук. Как только они оказались в моих руках, я стукнул его по ногам, и Йенсен свалился на пол. Протянув обе руки, я ухватил его за фартук и потащил к себе. Он вырывался, что-то кричал — фартук затрещал, Йенсен силился уползти от меня.
Я ухватился за ручки клещей, раскрылись стальные челюсти, и я сделал выпад, какой только смог. Левую руку Йенсена чуть повыше локтя схватили мертвой хваткой два черных полукольца.
Из его горла вырвался не то свист, не то хрип — он даже закричать по-человечески не мог. Он завертелся вокруг сомнкушейся железной пасти, как рыба на крючке, пытаясь свободной рукой разжать мертвую хватку стали. Я чуть сильнее сжал рукоятки — его лицо сначала пожелтело, потом посерело. Глаза вовсе вылезли из орбит, из полуоткрытого рта на подбородок потекли слюни.
