Виталий Севастьянов - Фантастика - 1979
Костя задумался:
— Это я так думаю, а про второй выход не слышал даже слова. А про первый молчать велели, только в особом отделе и рассказал… Теперь вспомню и думаю: не сон ли снился… Боюсь рассказывать, вдруг не поверят…
Костя нахмурился, опустил плечи. Я знал, что Костя был партизаном, знал о его храбрости, но столько лет не знал о главном. Видно, в душе человеческой есть свои тайники, свои подземные ходы, и найти их, ой, нелегко…
— Ушел я один, без товарища… Не знаю, вылечился он или нет, жив ли сейчас. Может, там, под землей, и остался. Искать — так фамилии не знаю. В лагере под номерами были, фамилии… придумывали…
Постаревший, в дешевом сереньком костюме, Костя совсем не был похож на бывшего воина, о котором с гордостью говорили командиры. Я знал, что все свои награды, партизанские документы и даже знак ветерана Костя отнес в Порхозский музей. Знал я и про Костины нелады с милицией: отобрали любимое ружье, которое Костя вовремя не успел зарегистрировать. Бывший полицай, отсидевший двадцать лет в Сибири, клялся-божился, что Костя угрожал ему ружьем…
— Да я бы его и кулаком зашиб, — в сердцах возразил Костя. — Без ружья дал бы буханицы!
Знал я и то, что Костя — тайная любовь многих его ровесниц, оставшихся вековухами-вдовами. Не знал я, оказа лось, только про Костин плен и невероятный побег…
— А, хватит… — Костя махнул рукой, встал. — Тяжело вспоминать… Не стар еще, а стариком себя чувствую… Другой и за сто лет столько не увидит.
К старой Просе я вернулся, неся на прутике полдюжины тяжелых латунных карасей. Проса засуетилась, вычистила и зажарила рыбу.
За ужином Проса, как всегда, рассказывала деревенские новости. Почти все они были радостными, колхоз шел в гору… Спать я, как и накануне, отправился на сеновал…
Утром, за завтраком Проса лукаво и многозначительно посмотрела на меня, негромко сообщила:
— А тебя вчера Зина спрашивала… По делу, говорит… Известно, какие дела между девицей и парнем. А уж хороша, краше, чем вербочка на пасху… Только тревожилась очень, что ты не вернулся… Решила, видно, что насовсем уехал.
Даже не позавтракав, я отправился в соседнюю деревню Лесная дорога оказалась сухой и крепкой, через минут десять я уже был у дома Зининой матери. Зина сбежала с крыльца, бросилась мне навстречу.
— Скорей к матери, она такое знает!
Мать Зины звали, как и мою хозяйку, Просой. Хмурая и усталая женщина оживилась, увидев меня.
— Вылитый Леня, весь в отца. — И, повеселев, добавила: — Ухаживал твой отец за мной, когда молодым был, до этой вот калитки провожал… Потом уехал куда-то, а я за другого вышла… Убили моего сокола, и отец твой погиб… Счастье, как лесной голубь, мелькнет да пропадет… Потом стоишь и думаешь: привиделось или вправду птица была?
— Ты о деле расскажи. — Зина легонько толкнула мать под локоть.
Женщина нахмурилась снова.
— Рассказ не короткий… Увели немцы моего сокола, взяли и увели… Вместе с твоим отцом увели, везли в одной машине… Потом они деревни жечь стали, а народ в лес двинулся… Весной девочек схватили, а мама моя, покойная, сама из лесу вышла: нельзя ведь девочек одних бросить. И осталась я одна-одинешенька. У кошки котят унеси и та с ума сойдет, а я ведь человек, лспття душа… Нашлось тут большое дело. Партизаны раненые в лесу лежали, вот я для них что-то вроде лазарета и устроила…
— В газете писали — лазарет, а не вроде, — строго заметила матери Зина.
— Какой там лазарет, семь парней-то и было всего. Один, правда, тяжелый. Лекарств нет, бинтов даже нет. Фашист дом поджег, в чем была выскочила, полотенца и того не было…
Зина вдруг прижалась к матери, крепко ее обняла. Мать продолжала неторопливо:
— Знала я травы, отваров наготовила. Бинтов из своей новой льняной рубашки нарезала. Перед тем, само собой, в щелоке ее прокипятила… И лечу их, бедных, что ворожея какая… Тяжелый все бредил, а в бреду про какой-то обвал говорил. А полегче стало, позвал меня и говорит… В общем, рассказал, что в Порхове под землей его прятали.
Записав все, что рассказала мать Зины, я тут же отправился к Косте. Ветеран совсем не обрадовался моему приходу.
— Не люблю про это рассказывать, — признался Костя. — Не знаю, зачем и вам рассказал. Сам не верю… Может, в бреду все привиделось, лежал как мертвый, а меня вывезли из лагеря, в поле бросили… Очнулся — пошел по звездам. Отец говорил: над нашими холмами в полночь большая звезда горит, не знаю, как по-научному, по-нашему — Рысий Глаз… Вот я и шел на ту звезду.
Костя принялся перебирать сети, ушел в себя. Я понял, что ему хочется остаться одному.
— В Порхов приезжайте, к начальнику милиции. Хороший начальник, помог мне охотбилет выхлопотать, ружье по его приказу вернули. Майор… Сергей Михайлович Павлович. Ровесник мой. В войну тоже был партизаном… Наш, скобарь… Вот он что-то настоящее про подземные ходы знает. С ним говорить надо…
8Я хотел ехать в Порхов один, но снова увязалась Зина.
Райотдел милиции прятался в парке, невысокий дом стоял среди вековых лип. В милиции было тихо, чисто, уютно.
Начальник принял нас сразу же, как пришли.
— Ого, целая депутация. Из Митрофании? Ну, чего там такого случилось? Все чудеса в вашем заозерье…
Майор был молод, смотрел приветливо, во взгляде его светилось деревенское радушие.
Я рассказал о цели нашего прихода, и лицо начальника райотдела стало серьезным, почти суровым.
Про подземные ходы в Порхове действительно ходят легенды. Особенно их распространяют мальчишки. Действительно, есть вход в подземелье в крепостной башне, есть выход на кладбище…
Зина достала из сумочки блокнот, тихо зашуршал карандаш.
— За точность сведений не отвечаю, но говорят, что подземным ходом пользовались подпольщики. Будто бы даже через подземный ход подпольщикам передавалась взрывчатка и оружие. Сергей Михайлович говорит как по-писаному, точным и лаконичным языком следователя.
— Оружие и тол привозили на кладбище в гробах. Часовые обыскивали каждую подводу, что въезжала в город, не заглядывали только в гробы. С кладбища оружие по подземному ходу передавалось в крепость, там его прятали в подвале одного из домов.
Я спросил про подземный лазарет и подземные склады.
— Слышал и про такое… — Майор прищурился, хитро посмотрел на нас. — Что, ничего нового? Ничего определенного? — И вдруг заторопился, заговорил быстро, сбивчиво: — В партизаны мальчишкой пришел… Отца фашисты расстреляли. Мстил, поезд под откос пустил… Есть даже справка. Ранен был, но легко… Армия пришла — стал пехотинцем… Отличился — дали офицерское звание. Младший лейтенант — не шутка… Одним из первых ворвался в Псков, когда отбивали его у фашистов… Стал адъютантом коменданта города. Вот тут я их увидел.
