Юрий Тупицын - Безумие
Таинственные знакомые Гранина жили в самом центре города в четырехэтажном здании старой постройки. Войдя в широкий подъезд, я направился было к лестнице, но Сергей остановил меня и взглядом указал на кабину лифта.
- Да он не работает; - сказал я, по опыту зная, что такое лифты в старых домах.
- Работает, - хмуро ответил Сергей, - в этом доме все работает.
Гранин не ошибся, лифт в самом деле работал и исправно поднял нас на третий этаж. Выйдя из кабины, мы оказались перед высокой дверью, на которой была прикреплена массивная бронзовая табличка. На ней крупными буквами значилось "Профессор Гершин-Горин Б. И.", а ниже уже помельче и не так выпукло - "Психиатр". "Понятно, - подумал я, - но не совсем".
Гранин протянул руку и деликатно нажал кнопку звонка. Через несколько секунд что-то щелкнуло раз-другой, загремела цепочка, и только после этого дверь распахнулась окончательно. На пороге стояла молодая, скромно одетая и очень красивая женщина.
- Я вас слушаю, - вежливо, но суховато проговорила она. Я молчал, несколько ошарашено разглядывая красавицу, появившуюся вместо дряхлого профессора, которого я ожидал увидеть. Молчал и Сергей. Я удивленно покосился на него, но в этот момент холодное лицо женщины дрогнуло, и она сказала удивленно, обрадовано и, пожалуй, смущенно:
- Сережа!
- Здравствуй, Лена, - мягко ответил Гранин.
- Долго же ты не навещал нас, - укоризненно начала молодая женщина и вдруг спохватилась: - Да что мы стоим здесь? Проходите!
Последнее слово фразы относилось ко мне и было сказано совсем в другом ключе - приветливо, но без всякой теплоты. Пропуская нас в переднюю, Лена обернулась через плечо и крикнула:
- Боря! К нам гости!
В ответ раздался приглушенный, неопределенный звук, что-то вроде "ну вот" или "опять", что привело меня в легкое смятение.
Пока мы раздевались, Лена продолжала по-семейному упрекать Сергея за то, что он так долго не показывался, а я думал: может быть, профессора психиатрии и экстравагантные люди, однако они вряд ли позволяют дочерям называть себя по имени, а поэтому Лена, очевидно, не дочь, как я решил сначала, а жена профессора. В таком случае у нее какие-то странные взаимоотношения с Сергеем, а впрочем, кто их знает, красавиц. Для меня они всегда были чем-то вроде комплексных чисел, которые удобно и приятно использовать при решении многих задач, но истинный смысл которых непостижим для человеческого ума.
Скрипнула дверь, и в переднюю вошел высокий полноватый мужчина средних лет с крупными правильными чертами лица. Несколько мгновений он разглядывал нас, щуря красивые темные глаза, а потом несколько театрально развел руками.
- Ба, Сергей Владимирович, - четко проговорил он приятным баритоном и крепко пожал руку Сергею.
Сергей довольно церемонно представил меня хозяевам дома, а я машинально отвесил легкий поклон. У меня было такое ощущение, точно это не я, а кто-то другой, виденный мной в каком-то зарубежном фильме, двигается и говорит за меня в этой квартире. Я чувствовал себя настолько уверенно благодаря этому, что меня не смутил даже пристальный взгляд Гершина-Горина, которым он ощупал меня, сохраняя любезную улыбку на холеной физиономии.
- Да, что же вы остановились? Проходите, - предложила Лена.
Проследив за ее приглашающим жестом, я уперся взглядом в уголок комнаты, вероятно гостиной: тяжелый ковер на полу, ультрасовременное кресло, тусклый блеск полированной мебели, фарфор и хрусталь за стеклом.
- Прости, Лена, но я по делу, - извинился Сергей и повернулся к Гершину-Горину, - к вам, Борис Израилевич.
- Всегда одно и то же, - слегка кокетничая, обиделась молодая женщина. Дела, дела, дела. Надеюсь, Сережа, ты потом и для меня найдешь несколько минут.
- Непременно, - светски ответил Сергей.
- Если по делу... - Гершин-Горин снова остановил на мне испытывающий взгляд, - то прошу в кабинет.
К моему удивлению, кабинет психиатра представлял собой полный контраст с виденным мною уголком гостиной и был обставлен в подчеркнуто строгом, академическом стиле; рабочий стол, книжный шкаф, какая-то сложная радиотехническая аппаратура, кушетка за ширмой и полумягкие стулья. Никаких украшений, ничего лишнего, ничего похожего на роскошную гостиную. Гершин-Горин любезно усадил нас и сел рядом, а не за докторское место за столом, подчеркивая, видимо, этим неофициальность беседы.
- Ну, - проговорил он, снова ненадолго останавливая на мне свой пристальный взгляд, - слушаю вас, Сергей Владимирович.
И, чуть приподняв брови, изобразил на своем красивом лице любезное и несколько снисходительное внимание. Гранин усмехнулся и мимоходом заметил;
- Если вы, Борис Израилевич, считаете моего друга своим потенциальным пациентом, то глубоко заблуждаетесь. С психической точки зрения он совершенно безупречен.
Меня в жар бросило, а Гершин-Горин негромко и вкусно рассмеялся.
- Признаюсь, я думал именно об этом.
Только теперь я догадался, что означали пристальные взгляды профессора психиатрии. Я сидел красный, Сергей посмеивался, а Гершин-Горин лениво сказал мне:
- Полноте, не стоит сердиться на естественную ошибку специалиста.
Повернувшись к Сергею, он продолжал уже в другом тоне:
- Но, Сергей Владимирович, какое же другое дело могло привести вас ко мне?
- Мне нужен ваш совет.
- Советы - моя специальность, - начал было Гершин-Горин, но его прервал стук в дверь.
- Да, да, - с ноткой недовольства слегка повысил он голос.
Дверь распахнулась, и в кабинет вошла Лена с подносом в руках. На подносе стояла бутылка коньяка, тарелка с тонко нарезанным лимоном, розетки с сахарной пудрой и три маленькие, сверкающие затейливой резьбой рюмки. Поставив все это на стол, Лена сказала с улыбкой:
- Я думаю, рюмка коньяка не повредит вашим мужским делам. Верно, Сережа?
И она непринужденно положила свою белую руку на плечо моего друга.
- О, "Двин"! - говорил между тем Гершин-Горин снисходительно восторженным тоном знатока, разглядывая бутылку на свет. - Я и не знал, Леночка, что у нас в доме
есть такой чудный коньяк.
- Деловым мужьям и не полагается знать всех секретов дома, - невозмутимо ответила Лена и сняла руку с плеча Сергея. - Я пойду, не смею мешать вашим делам. - Она улыбнулась всем и никому в отдельности и вышла, вставив после себя пряный аромат дорогих духов.
Гершин-Горин проводил ее взглядом, мельком глянул на Сергея, ловко налил три рюмки коньяка и, проговорив "прошу", взял одну из них, Сергей взял другую, я третью. Я держал рюмку в руке и медлил. Мне почему-то хотелось посмотреть, как выпьет коньяк Гершин-Горин. Он не заставил себя ждать: медленно, смакуя каждый глоток, опорожнил рюмку, ухватил двумя пальцами ломтик лимона, обвалял его в сахарной пудре, ловко бросил в рот и, облизав полные губы, причмокнул ими от удовольствия. Поймав мой взгляд, Гершин-Горин непринужденно подмигнул, усмехнулся, вытер белоснежным платком губы и обратил к Сергею внимательный взгляд:
