Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак (перевод Е. Брандиса, Н. Брандис)
Наше путешествие от Тифлиса до Пекина продлится не более тринадцати дней, а если считать до Узун-Ада, то только одиннадцать. На второстепенных станциях поезд задержится не больше времени, чем это нужно для наполнения тендера водой и топливом. Зато в главных городах, таких как Мерв, Бухара, Самарканд, Ташкент, Коканд, Кашгар, Сучжоу[26], Ланьчжоу и Тайюань, он будет стоять по нескольку часов, что позволит мне обозреть эти города, если можно так выразиться, с высоты репортерского полета.
Само собой разумеется, что машинист и кочегары не могли бы работать одиннадцать дней подряд. По установленному порядку, их сменяют через каждые шесть часов. Русский персонал обслуживает поезд до границы Туркестана, а дальше — китайские железнодорожники. Здесь же прицепляют и китайский локомотив.
Только один служащий компании не покинет своего поста до конца пути: это начальник поезда Попов — настоящий русский богатырь, с военной выправкой, в форменной фуражке и широком плаще, волосатый, с окладистой бородой. Я надеюсь вволю наговориться с этим славным человеком — только бы он оказался достаточно словоохотливым. Вот уже десять лет, как Попов служит на Закаспийской дороге. До сих пор он ездил от Узун-Ада до Памира, а теперь должен курсировать по всему Трансазиатскому пути — вплоть до Пекина.
Я заношу его в свой список под номером 7 и надеюсь не обмануться в своих надеждах. В сущности, с меня достаточно будет самых мелких дорожных приключений, только бы они были интересны читателям «XX века».
Среди пассажиров, прогуливающихся по платформе, встречаю несколько евреев, которых можно определить скорее по национальному типу, чем по одежде. Раньше в Средней Азии они должны были носить «топпе» — круглую шапочку и подпоясываться простой веревкой. Ослушание грозило смертной казнью.
В некоторые города им разрешалось въезжать на осле, а в другие — входить только пешком. Теперь же, если позволяют средства, они носят восточный тюрбан и даже разъезжают в карете. Да и кто может им в этом помешать? Сделавшись подданными русского царя, среднеазиатские евреи пользуются теми же гражданскими правами, что и туркмены.
Там и здесь прохаживаются таджики персидского происхождения — самые красивые мужчины, каких только можно себе представить. Они уже взяли билеты — кто в Мерв[27] или Бухару, кто в Самарканд, Ташкент или Коканд, и им не придется обозревать китайское плоскогорье. Это по большей части пассажиры второго класса. А в первый класс садятся несколько узбеков с очень характерной внешностью: покатый лоб, выдающиеся скулы, смуглый цвет лица.
Но неужели в нашем поезде, кроме моих знакомых, больше нет европейцев? Следует признаться, что я едва насчитал несколько человек. Среди них — пять или шесть купцов из южной России и один из тех неизбежных джентльменов, представляющих Соединенное Королевство всюду, куда бы вы ни попали — в вагон железной дороги или на пароход. Впрочем, на право проезда по Трансазиатской магистрали требуется особое разрешение, которое русские власти почему-то очень неохотно выдают англичанам. Но этот, как видно, сумел его получить…
Вот персонаж, как мне кажется, достойный внимания! Высокий, сухопарый, лет пятидесяти, если судить по бакенбардам цвета перца с солью, с мрачным видом и брезгливо-пренебрежительным выражением лица — таков этот джентльмен, в котором в равной степени уживается любовь ко всему английскому и презрение ко всему иноземному. Подобный тип часто бывает невыносим даже для соотечественников. По крайней мере, Диккенс, Теккерей и другие английские писатели не раз и весьма ядовито его высмеивали.
Стоило посмотреть, с каким надменным выражением он оглядывал из станционного буфета, куда зашел подкрепиться на дорогу, и железнодорожную платформу, и готовый к отправлению поезд, и служащих, и вагон, в котором успел уже занять место, положив на скамью саквояж! Не воплотилась ли в этом джентльмене традиционная английская спесь и зависть к великому делу, которое русский гений довел до столь благополучного завершения? Все это я узнаю позже, а пока что запишем его под номером 8.
В общем, интересных личностей мало или, вернее, их совсем нет. А жаль! Вот если бы, допустим, русский царь, с одной стороны, и Сын Неба, с другой, вздумали сесть в поезд, чтобы устроить официальную встречу на границе двух империй, сколько было бы шуму, какое поднялось бы ликование, какой благодарный материал появился бы для писем и телеграмм!
Но тут мысли мои переносятся к таинственному ящику. Разве нет оснований так его называть? Конечно, есть. Теперь остается только узнать, где он размещен, и попытаться найти способ добраться до него.
Багаж, который будет выгружен на туркестанском участке пути, находится в последнем вагоне, а отправляемый в Китай — в головном. Он открывается не с боков, как пассажирские, а сзади и спереди. Внутренний проход позволяет начальнику поезда в любое время пробраться через площадку с тамбуром к тендеру и локомотиву. Значит, с наступлением ночи я смогу проникнуть в багажный вагон.
Прогуливаясь по платформе, увидел, что таинственный ящик еще не загрузили. Дырочки для воздуха были просверлены в нем со всех сторон, а стенка разделена на две части таким образом, что одна половина заходила за другую. Значит, они могут раздвигаться, и узник имеет возможность покидать свою тюрьму хотя бы по ночам.
В эту минуту носильщики поднимают ящик, и я с удовлетворением убеждаюсь, что они следуют написанным на нем указаниям. Его с большими предосторожностями ставят в вагон, налево от входа, аккуратно прислоняют к стене, причем «верх» оказывается наверху, «низ» — внизу, а передняя выдвижная стенка — снаружи. Остается только узнать, где едет багажный контролер… К счастью, его место в заднем вагоне.
— Здесь этот хрупкий товар будет на месте, — говорит один из носильщиков, убедившись в том, что ящик установлен как следует.
— Да, тут ему ничего не сделается! — замечает другой. — И зеркала в целости и сохранности доедут до Пекина, если только поезд не сойдет с рельсов.
— Или если не будет столкновения составов. И так бывает.
Они правы, эти славные люди. Так бывало… и так еще будет.
Ко мне подходит американец, в последний раз окидывает инспекторским оком весь свой груз, состоящий из клыков, резцов и коренных зубов, и произносит при этом свое неизменное: «Wait a bit!»
— Знаете ли вы, господин Бомбарнак, — говорит он, — что до отхода поезда пассажиры смогут еще пообедать в «Царской» гостинице? Не составите ли компанию?
— Отчего же не составить.
Когда мы вошли в зал ресторана, все знакомые мне попутчики, кроме англичанина, были уже здесь. Этот, конечно, уже заранее решил признать русскую кухню хуже английской.
