Аскольд Шейкин - Солдатская дорога домой
Радин понял: та часть внешнего края воронки астероида, куда упирался "Сигнал", рухнула. "Сигнал" влетел внутрь кратера и вот-вот врежется в скалистую стенку!
Радин реагировал быстрее автоматов и переключил двигатели на тормозной режим. Это смягчило удар.
Следующим побуждением Радина было; включить главные двигатели. "Сигнал" наверняка освободился бы, но что при этом произойдет с Янусом? Не начнет ли он снова беспорядочное кувыркание? А если начнет, то удастся ли потом возвратить ему самостоятельное движение по новой орбите?
Радин не успел принять никакого решения. Над командирским пультом вспыхнула надпись: "Не включать. Дюзы заэкранированы".
Это значило: пока "Сигнал" прижат к астероиду, нельзя использовать главные двигатели - произойдет взрыв.
Радин взглянул на приборы: преобразователи, установленные в теле астероида, были в полном порядке. Ни один из них не поврежден, хотя со склонов воронки срываются внутрь уже целые горы. Астероид потерял сто миллиардов тонн массы, впрочем, - ничтожную каплю по сравнению со всей его величиной.
Снова засветился экран стороннего обзора. В сужении канала бушевал вихрь раскаленного до синевы вещества.
- Если включить один какой-либо преобразователь и разнести хотя бы часть астероида в пыль, тоже можно освободиться, - шепотом сказал Радин, потому что ему было легче думать вслух, произнося слова и зная, что Тополь слышит их. - Но этого делать нельзя!
Он пошевелился. Ускорение было значительно больше земного.
Он откинулся в кресле, глядя на экран-график. Предостерегающий сигнал погас. "Сигнал" и астероид составляли теперь единое целое.
Было особое упоение в том, что глыбища Януса послушно двигается в том направлении, куда толкала ее воля людей. Удовлетворение от сознания выполненного долга овладело Радиным, и вместе с этим чувством пришла почему-то усталость.
- Чего я жду? - вяло и опять вслух спросил он сам себя. - Выхода астероида в район щита? Это займет много лет. Столько в "Сигнале" нам не прожить.
Он вдруг подумал о Тополе:
"Но получилось, что я все решил за него! А вдруг он не согласен?"
- Вил, - сказал он. - Ты слышишь?
- Слышу, - ответил Тополь. - И знаю все, о чем ты думал!
По его голосу чувствовалось, насколько меньше устал он, находясь в противоперегрузочном челноке "Десанта".
- Я старался не мешать тебе все эти часы, Рад!
Радин не дослушал его. Боковой удар обрушился на "Сигнал". Автомат стремительно убрал левую полусферу, она была бы все равно прорвана, - и Радин, беспомощно заслоняясь руками, налетел на пульт вычислительной машины, круша его своим телом.
"Хорошо, что я в скафандре, - успел подумать он. - Но я ж разнесу панель дешифратора!"
6. ПРИЖАТЫЕ К СТЕНКЕ
Радин очнулся. Он лежал в "Десанте", в прозрачном челноке противоперегрузочной ванны. С трудом скосил глаза. Второй челнок пуст. Тополя не было и ни в одном из пилотских кресел.
И тогда Радин спросил:
- Вил! Где ты?
- У главного пульта. Рад, - донесся до него слабый и хриплый голос Тополя.
Он ответил не сразу, с трудом, тяжело дыша.
- Как ускорение?
- Четырехкратное.
Над колпаком челнока был экран виафона. Радии увидел в нем Тополя. Он лежал пластом в кресле у главного пульта.
- Как возрастает?
- Уже вторые сутки на одном уровне.
- Причина?
- Не могу понять.
- Как двигатели?
- Включать их нельзя.
- Несет вместе с трубой?
- Да.
- Чем ты занят?
- Ищу выход.
- Я сейчас приду к тебе.
- Лежи. Надо, чтобы хоть один из нас был в десантной. Чтобы ты мне помог потом... А-а, ч-черт! - сдавленным голосом вскрикнул Тополь.
Радин ощутил сотрясение. Слабое, растянутое, замедленное. Это значило, что на "Сигнал" обрушился сильнейший удар.
- Я сейчас, Вил... Вил! - крикнул он, пытаясь нащупать рукоятку разгерметизации челнока.
Напрягшись, он попытался согнуть руки в локтях и только тут понял, что руки его потому неподвижны, что уложены в желоба цитаппарата. И он вспомнил: "Конечно! Они ж были сломаны!"
Мысли его были четки и деловиты: "Цитаппарату нужно тридцать часов на излечение перелома. Заживление тканей происходит еще скорей. Итак, прежде всего узнать, сколько времени я лежу здесь, - с переломанными, недолеченными руками я не работник. Но ведь - Вил! Что с Вилом?.."
Он увидел вдруг, что Тополь склонился над прозрачным колпаком челнока. "Как он мог так быстро появиться здесь, в десантной? - подумал Радин. Это бред. Я брежу!".
Он всмотрелся: просто Вил навалился лицом на объектив виафона там, у пульта.
Губы Тополя двигались, но то ли при этом он ничего не говорил, то ли микрофон был испорчен - слов не было слышно. Радин пригляделся к движению губ Тополя и понял, что именно он говорил.
- Я вычислил, Рад, - повторял Тополь.
Стараясь показать, что он понял его, Радин попытался кивнуть головой. И не смог. Не хватило сил.
- ...Выход из гравитации, - беззвучно продолжал Тополь.
- Сейчас я приду, - проговорил Радин. - Я хочу видеть вычисления. Очень важно, если ты сумел довести их до конца, - прибавил он, чтобы хоть чем-то ободрить Тополя.
- Программа уже в машине, - вновь по беззвучно шевелящимся губам Тополя прочел Радин. - Жду твоего решения, командир...
За все полтора года их знакомства, тренировок, отработок еще там, на Земле, всех мыслимых аварийных ситуаций, ремонтов, спасательных действий, он впервые назвал его так.
- Подожди, я приду сейчас, - ответил Радин, напрягаясь, чтобы подняться. Теперь мешала острая боль во всем теле. - Вил, сколько я уже здесь?
Не зная, слышит ли его Тополь, он старался говорить как можно отчетливей, энергично двигая губами.
Тополь понял.
- Тридцать два часа, - прочитал Радин по движению его губ.
"Значит, он не бредит. Он действительно что-то вычислил, - сказал про себя Радин. - И уже можно вставать. Хватит жалеть себя!"
Он высвободил руки из желобов цитаппарата.
Экран виафона погас. Это, как удар, подстегнуло Радина. Он рванул рукоятку разгерметизации. Пружинно отскочила крышка челнока. Можно было встать. Но мышцы! Мышцы, переформированные цитаппаратом, не слушались!
Виафон вновь включился, хотя звука по-прежнему не было.
Радин опять увидел Тополя. Тот лежал, навалившись на наклонную панель главного пульта. Может, он что-нибудь и говорил, но лица его не было видно.
Радин знал: покидая челнок, трудно сделать первое движение. Лежащее пластом тело сопротивляется тому, чтобы его оторвали от удобного ложа. Оно словно приросло к этому ложу. К первому движению надо готовиться, словно к прыжку через пропасть.
"Если ничего не предпринимать, "Сигнал" станет частицей щита, - подумал он. - И они с Вилом тоже. Ни один атом не пропадет. Но как же все то, что они увидели на астероиде "Странное"? Как же любовь Вила к Чайкен? Как же он сам, его мысли, опыт? Для отдельного атома нет ни прошлого, ни будущего. Через тысячелетия они с Вилом, возможно, вновь станут травой, деревом, белкой, человеком. Но знания и чувства, которые они несли в себе, утратятся без возврата. Пока человек способен к действию, от него требуется большее, чем просто лечь тяжелым камнем, преграждая дорогу беде, - в висках Радина гулко бился пульс. - Расчетами Вила нельзя пренебречь. Но, прежде чем пробовать их, надо взять его сюда, в десантную..."
