Джон Барнс - И несть им числа...
— Хорошо, Сколько фильмов ты видел в пятидесятые?
— Не так много.
— Хорошо. А в последнее время?
— Вообще ни одного.
— Ну ладно. Назови несколько известных американцев, имеющих отношение к твоей области, которые еще живы.
У меня опять появилось ужасное ощущение, что он говорит на незнакомом языке, или, что более вероятно, я перестал понимать его; я понимал каждое слово, разбирал предложение, и все же оно значило для меня меньше, чем кошачье мяуканье или шелест листьев на ветру.
Я не имел возможности попросить объяснений или уточнить что-либо, не мог сконцентрироваться на словах Ифвина и даже не понимал, что я мог бы ему ответить.
Прождав довольно долго, Ифвин сказал:
— Я освобождаю тебя и от этого вопроса. Ты не обязан отвечать на него.
Прерывисто дыша, я тяжело опустился на стул. Пот лил с меня градом.
— Почему так получается? — спросил я.
— Это вопрос, над которым ты начнешь работать со вторника, — ответил Ифвин. — Твое возможное предложение Хелен Пердида не является частью нашего договора но тебе стоит поработать и в этом направлении. А пока что ни о чем не беспокойся и наслаждайся выходными.
— Я даже не могу точно вспомнить, о чем были вопросы.
— Когда во вторник ты начнешь работать, мы проверим, чтобы у тебя в комнате стояла звукозаписывающая система, так что ты сможешь еще возвращаться к ним.
Теперь позволь задать тебе один технический вопрос, Лайл. Я хочу, чтобы ты попробовал ответить на него простым языком, а не математическим, и я знаю, что ты будешь стараться изо всех сил и размахивать руками. В теореме о постижимости, опубликованной в прошлом году, что ты имел в виду, говоря о контактах с внеземными цивилизациями?
Я сел и долгое время смотрел на него, как баран на новые ворота; вопрос был понятен, но меня поразили ответы, роившиеся в голове.
— Никогда не думал, что можно рассматривать проблему под таким углом, — ответил я. — Ты ведь не хочешь сказать, что.., что.., у Контека действительно возникли проблемы с общением с группой инопланетян?
Их ведь еще не нашли?
— Увы, нет, — с усмешкой проговорил Ифвин. — Должен сказать, мне ни разу не приходилось видеть кого-нибудь из своих техэкспертов столь удивленным.
Хотя, — уголки его губ проказливо поползли вверх, — если бы их уже нашли и каким-то образом Контек оказался организацией, вошедшей с ними в контакт, то мы бы точно наняли тебя под тем или иным благовидным предлогом. Ты бы работал над смежными проблемами до тех пор, пока мы могли бы обеспечить тебе достаточную охрану, чтобы допустить до самого главного. Поскольку, как ты уже мог догадаться, мой технический персонал пребывает в полной уверенности, что теорема постижимости имеет к этому отношение. В любом случае все это — не более чем гипотеза. У тебя что-то еще?
— Ну… — Я взъерошил волосы. — Должен ли я считать, что вы понимаете теорему постижимости?
— Да, Лайл, если учитывать твои объяснения терминов для непрофессионалов и постоянные отступления от темы. Я действительно считаю, что, возможно, ты нашел ответ, но не хочешь им со мной поделиться. — Он все еще улыбался, но уже менее дружелюбно, как будто не был уверен, намеренно ли я уклоняюсь от ответа, или просто не знаю, что сказать.
Не имею понятия, почему я вдруг начал увиливать, но именно так оно и было. Пожав плечами, ибо в этом не было смысла, я приступил к ответу:
— Ну, э-э.., когда ты рассказал о ее возможном применении, я вдруг взглянул на проблему контакта с инопланетянами с точки зрения теоремы постижимости. Разве не смешно? Но все очень просто: если применить статистику структурных отношений — о топологии приоритета, лемма 4.2, — то наши способности контактировать с ними будут зависеть от схожести их слов с тем, что мы говорили друг другу в прошлом; от схожести структурных форм их языка и нашего; схожести различий и характерных черт в грамматических конструкциях обоих языков. Если они говорят при помощи матрицы запахов, то существует вероятность, что мы вообще не сможем с ними разговаривать или же сможем обсуждать только самые элементарные понятия, касающиеся физического мира. Если же они различают глагол и существительное в линейном потоке знаков и тратят достаточно много времени на разговоры о сексе, насилии и престиже, тогда мы будем чувствовать себя как дома, ибо морфологически это очень похоже на нашу речь.
Сама теорема — о том, что бывает, когда человек, работающий с абстрактной системой идей, приходит к выводу, который не имеет значения в реальном мире и который никогда никому до сих пор не приходил в голову. Сможет ли он увидеть здесь что-либо, кроме абстрактного результата? Все это имеет отношение к вопросу о том, как и почему ученые в квантовой физике достигли того, чего при тех же действиях не смогли достигнуть в других областях — например, при подходе к проблеме дрейфа континентов — так что в результате, когда сообщение представляет собой полную абстракцию существующей системы, которую мы считаем истинной, наше понимание ее значения зависит в основном от схожести сообщения с другими положениями данной системы. Как и в приведенном мной примере, можно проанализировать «Большие надежды» с точки зрения соответствия длины параграфов теореме Пифагора, и далее поскольку проблема понимания — столь важная в этом романе — может быть выражена в терминах ортогональности, свести все к разложению в гармонический ряд. Но люди несколько столетий читали роман и не находили в нем этого «сообщения», и я уверен, что Диккенс его не «отправлял». Умение найти идею отнюдь не означает, что эта идея изначально заложена, и не имеет отношения к пониманию.
Я сформулировал эту теорему, когда пытался понять, почему люди очень часто думают об истинах, которых они не понимают. Это наблюдается, во-первых, в физике, музыке, иногда в литературе. Теоретики знали о подобной возможности уже со времен Копенгагенской Интерпретации сто сорок лет назад; наблюдатели и экспериментаторы предпочитали думать, что это их не коснется, однако именно в их области такие явления наблюдались чаще всего, ибо великие идеи вырастают из великих неудачных экспериментов. Они думали, что у них есть одно небольшое произвольное объяснение или аномалия, и вдруг эта крошечная идея начинает расти, расти и расти, постепенно распространяясь на все множество идей.
Но ты прав, все это относится к происходящему не в одном сознании и даже не в пределах одного биологического вида, а применимо к любой системе, где существа разговаривают друг с другом — или по крайней мере пытаются.
Ифвин кивнул, застыл на мгновение, уставившись в одну точку, затем легонько постучал себе за левым ухом и наконец сказал: