Спартак Ахметов - Алмаз «Шах» (сборник)
— Мишка, Мишка, где твоя улыбка, — пела Соня, сбегая с седьмого этажа, — полная задора и огня?..
Во дворе чернели лужи, отражая почти черную листву деревьев. В воздухе висела водяная пыль. Опасаясь за прическу, Соня торопливо миновала свой и соседский дома. Дальше асфальтовая дорожка вела между почерневшей от времени бревенчатой «Трынкиной дачей», в которой теперь жило несколько семей, и парком. Соня старалась не глядеть ни налево, где когда-то обитал злосчастный купец, ни направо, где среди мрачных кустов блуждал его окровавленный призрак. Не то чтобы она боялась, просто это было детское табу, сохранившее силу и через несколько лет.
По крутому откосу Соня поднялась на Лихачевское шоссе. Противоположная сторона дороги была застроена деревянными пакгаузами. За горбатым автомобильным мостом через окружную железную дорогу ждал двадцать третий трамвай. По обочине протянулась цепочка сигнальных столбиков, побеленных известкой. Блестящее после дождя шоссе было безлюдно. В разрывах облаков голубело небо.
Соня закрыла глаза и пошла мимо знакомых столбиков. На каждом пятом шаге она касалась правой рукой макушки очередного столбика и удовлетворенно улыбалась. Пять шагов — касание, пять шагов — касание. Не сбиваясь с пути, она могла с закрытыми глазами дойти чуть ли не до самого моста. Это тоже была детская игра. Пять шагов — макушка, пять шагов — макушка… Вдруг что-то ее остановило. Открыла глаза — и волна ужаса прошла по спине и ногам, прирастила ступни к земле. Навстречу, словно выпрыгнув из другого мира, катился огненный клубок. По его поверхности струились зловещие желтые и оранжевые сполохи. В поведении шара было что-то гнусное, подмигивающее…
Краем сознания Соня понимала, что нужно отбежать к пакгаузам или спрыгнуть под откос к подножию высоленных дубов. Но она только крепче стиснула макушку столбика, присела на корточки и зажмурилась. Огненный клубок продолжал оставаться перед ее мысленным взором. Он неотвратимо катился, подпрыгивал, приближался — и ударил по ногам. Соня слабо ойкнула: конец! Но ничего не произошло. Она даже не почувствовала боли или ожога. Осторожно открыла глаза. Шаровая молния, не докатившись до нее какого-то метра, плясала между ближайшими столбиками. Цвет ее был уже голубой, нестрашный… Потом, словно ее дернули за нитку, молния шмыгнула под откос.
Соня перевела дыхание. Осторожно выпрямилась и оглядела крутой склон. Огненный клубок пропал, исчез, растворился…
И странное дело, она сразу успокоилась, словно стряхнула дурной сон. Побежала на трамвай, поехала в парк Горького, встретила Мишку. Они слушали Гершвина в исполнении «Голубого джаза» и восторженно хлопали в ладоши. Потом дурачились до поздней ночи…
О встрече с шаровой молнией Соня никогда никому не рассказывала. Может быть, потому, что в ее реальной жизни с институтом, Мишкой, Парком культуры не было места для огненного клубка. Может быть, потому, что ей не хотелось признаться в пережитом страхе. А может быть, просто потому, что она не могла выразить словами своего тогдашнего состояния.
Прошло десять лет. Софья с отличием окончила институт, вышла замуж. Работала в геофизической партии, родила сына Женьку, защитила диссертацию. Жить было интересно. Как-то они проводили отпуск в столице у дедов. Случайно Софья узнала, что под Москвой организуется академический Институт молнии (сокращенно — ИМАН). Сама не зная зачем, поехала туда и вернулась на следующий день младшим научным сотрудником отдела шаровых молний.
2
Семья Шкляров попала в затруднительное положение.
Всю жизнь Сан Саныч мечтал иметь машину, но дальше мотоцикла не продвинулся. Свой «ижок» — «Иж-Юпитер-3» вылизывал едва ли не каждый день. Любовно копался в карбюраторе, в магнето, в коробке передач. Не давал загустеть маслу, терпеливо отфильтровывал бензин. Зато и выжимал на сухом асфальте паспортные сто двадцать километров в час.
Выходными днями он вместе с женой оглашал грохотом мотора окрестные леса. По весне собирали сморчки и строчки — для жарения, летом выискивали пузатые боровики, красавцы подберезовики и горделивые подосиновики (по-местному красноголовики) — для сушки, осенью возвращались с полными корзинами чернушек, подореховиков, волнушек, груздей — для соления. Не обходили стороной и ягоды. А в отпуск гнали на рыбалку в родной Жигулевск, за световой день отмахнув больше тысячи километров. Ровно ревел мотор, «ижок» рассекал плотный воздух, словно артиллерийский снаряд. Зоя врастала в заднее сиденье и чувствовала машину не хуже Шкляра.
Ничего не скажешь — хорош мотоцикл, на многие случаи пригоден. И все-таки есть слабинка — нельзя на нем шикарно подкатить к институтскому подъезду, грациозно сдать назад, небрежным поворотом ключа заглушить мотор. А именно это ежедневно проделывали директор института на «Волге», его заместитель — на «Ладе», завы отделами Годунов и Файбусович — на «Москвичах», завлабы — на «Жигулях» и прочая и прочая, и даже один сэнээс на «Запорожце» старой модели. Смотреть больно.
И вот Шклярам повезло. По счастливому случаю удалось купить подержанные «Жигули». Когда прошел радостный хмель, выяснилось, что сберкнижка резко обмелела, да и в долгах они завязли по уши. Небо из финансовой пропасти выглядело с овчинку.
Надо было что-то предпринимать. Но что? Дебет семьи состоял из двухсот восьмидесяти рублей старшего научного сотрудника и ста двадцати рублей секретарши директора. Если вычесть подоходный налог, налог за бездетность и прочие выплаты, то оставалось чуть больше трехсот рублей. Правда, Годунов давно обещал Шкляру хлопотать перед директором о лаборатории. Но дальше этого не шел. Еще Шкляр подрабатывал в институтском духовом оркестре (со студенческих лет он дул в баритон). Игра на парадах, торжественных вечерах и похоронах приносила до двадцати рублей в месяц. Денежный ручеек был весьма хилым. Вот если бы играть в городском саду… Однако щепетильность не позволяла Шкляру опуститься до танцулек.
Сан Саныч несколько раз консультировался у зава отделом линейных молний, с которым поддерживал хорошие отношения, по поводу покупки и содержания машины. Естественно, разговор коснулся и финансовой стороны.
— А ты иди в политех, — в своей небрежной манере посоветовал Файбусович. — На полставки.
— То есть?
— У нас в городе прозябает филиал политехнического института. Вечернее отделение. Читаю там курс физики. А ты бы мог вести практические занятия.
— Не возьмут…
— Скажу ректору — возьмут. Сначала будешь ассистентом, потом — старшим преподавателем.
