В Сапарин - ГОЛОС МОРЯ Научно-фантастические повести
Командировка, которую предложили мне, была рассчитана на небольшой срок - всего на две недели. В течение этого времени предстояло дважды пересечь океан, заходя ненадолго в некоторые порты.
Наш электроход вышел из ленинградского порта рано утром.
Накануне я попытался разыскать в Ленинграде Смородинова - мне хотелось потолковать с ним, но Петр Иванович был в отъезде.
Наше судно, последнее слово советской судостроительной техники, совершало пробный рейс. На нем было установлено много новых приборов, к некоторым из них имело отношение и то учреждение, где я работал. Собственно, моя функция в том и заключалась, чтобы контролировать работу электронной части нашей аппаратуры.
С удовольствием заметил я в штурманской рубке, наряду с новейшей аппаратурой по навигации, скромный пластмассовый ящик с выдавленными на корпусе крупными буквами УГМ. Значит, и этот прибор сочли заслуживающим того, чтобы оснастить им новейший советский лайнер.
Я видел этот прибор только в заводской лаборатории и мне не терпелось поскорее ознакомиться с его действием на практике.
…Мы шли в открытом океане уже вторые сутки. Судно поставило мировой рекорд скорости - это сообщил мне штурман, жизнерадостный молодой человек, чем-то напомнивший мне Костю Никитина. Звали этого смуглолицего юношу в аккуратно застегнутом кителе и с постоянной улыбкой на лице Алексеем Ивановичем.
- Конечно, на пройденном пока участке, - пояснил он, указывая на карту, на которой прибор-самописец автоматически вычерчивал проходимый кораблем путь. - Погода, правда, не мешала.
Я смотрел на слаженную работу небольшой команды огромного корабля и невольно сопоставлял ее с картинами сравнительно недавнего прошлого. Молодые советские моряки физически были столь же крепкими и закаленными, как и их предшественники, даже, пожалуй, развиты более разносторонне, благодаря постоянному занятию спортом, но труд их был во многом трудом умственным, а не физическим.
Штурман прокладывал курс, который по его расчетам был наиболее выгодным, докладывал капитану, тот принимал решение и отдавал команду. Он не кричал "зюйд-зюйд-вест" или "идти по такому-то румбу", а передвигал рукоятку на пульте управления или нажимал кнопку. Огромное судно немедленно поворачивалось и ложилось на заданный курс.
Не надо было кричать рулевому "так держать!" - держал судно на курсе не рулевой, крутящий штурвал и не спускающий глаз с компаса, а автоматический прибор.
Люди главным образом думали и решали, а исполняли все приборы.
Приборы же своевременно сигнализировали обо всех изменениях в обстановке, которые могли заинтересовать капитана.
Было приятно сознавать, что и частица моего труда вложена в эти чудесные приборы, облегчающие управление океанским кораблем и делающие таким ощутимым господство человека над водной стихией.
На мою долю не приходилось особенных хлопот. Вся аппаратура действовала безукоризненно.
Не было только случая испытать на практике УГМ - погода стояла удивительно тихая.
Поверхность необозримого океана была гладкой, легкая зыбь сверкала на солнце, и на горизонте изредка возникали серые дымки. Океанские дороги широкие, и здесь "встречей" считается, если корабли прошли в нескольких километрах один от другого.
Так прошел еще день плавания.
Я находился в рубке Алексея Ивановича, когда вдруг раздался мощный голос, доносившийся откуда-то с потолка: "Внимание! Приближается шторм. Силой до десяти баллов. Ожидается через полтора часа".
Я невольно вздрогнул и посмотрел по сторонам. Вздрогнул я не оттого, что услышал человеческий голос в рубке, где, кроме меня и штурмана, никого не было. Многие современные приборы докладывают обстановку подобным образом! Я удивился тому, что заговоривший прибор сказал то самое, о чем я думал в свое время, конструируя сигнализационное устройство к уловителю голоса моря.
Он не просто предупреждал о шторме, но сообщал о его силе и времени наступления.
Может быть, сотрудники Черноморской станции так усовершенствовали прибор, что он стал теперь предсказывать погоду со всеми подробностями? Я покосился на пластмассовый ящик с надписью УГМ, стоявший в углу. Но нет. Это был аппарат, по внешнему виду такой же, как и те экземпляры, что вышли из цехов завода при моем участии. Здесь не было говорящего устройства, которое занимает обычно довольно много места.
Алексей Иванович усмехнулся, видя, что я так пристально осматриваю внутренность рубки.
- Здесь вы его не найдете. - сказал он, - прибор находится внизу. Это - одна из последних новинок.
- Внизу?
- Да.
- В трюме?
- Даже глубже. Главная его часть - приемник - выведена наружу в подводной части судна.
- Значит, прибор подводный? - удивился я.
На электроходе тем временем шла деятельная подготовка к шторму. Закрывались и плотно завинчивались иллюминаторы. Крепились шлюпки. С верхней палубы убирались шезлонги и плетеные кресла.
Распоряжения капитана и доклады из различных отсеков корабля передавались по радиотрансляционной сети.
Время от времени в динамиках слышался спокойный громкий голос, сообщавший новые данные о шторме. Это продолжал действовать прибор. Он уточнил, что шторм приближается с юго-запада. По мере подхода судна к району шторма прибор время от времени называл расстояние до него.
"Ожидается через тридцать минут", - сообщил он, наконец.
И тут раздался вдруг завывающий звук, похожий на голос сирены, включаемой во время тумана. На низкой басовой ноте, вибрируя, мощно и громко гудел, отражаясь во всех отсеках, сигнал тревоги.
Это заговорил УГМ - уловитель голоса моря.
Голос моря, преображенный умножителем колебаний и усиленный радиолампами, звучал на корабле, предупреждал и предостерегал.
Но… увы, приходилось с огорчением признать, что в этом предупреждении не было уже никакой необходимости. На корабле все были готовы к встрече бури.
Скоро пожаловал и шторм. Он явился в срок, довольно близко совпавший с тем, который был предсказан.
Большой корабль начал тяжело переваливаться с носа на корму, но автоматический рулевой твердо держал курс, не позволяя судну рыскать. Капитан сам вел судно, и ему помогали в этом многочисленные приборы, среди которых были неизвестные мне.
Завывал ветер, свистал в снастях, огромные волны толкали судно, многотонные удары обрушивались на его корпус, а в командирской рубке и в рубке штурмана шла тихая напряженная работа.
Светились цветные лампочки и шкалы приборов, отмечая крен я напряжения, возникавшие в отдельных частях корпуса судна, слышались доклады команды и приборов, неторопливые распоряжения капитана, - которые он отдавал, не повышая голоса. Четкая, слаженная работа, как в лаборатории при производстве важного опыта.
