Василий Щепетнев - Первое дело Иеро
Чего от него противник точно не ждет? Наверное, спокойствия и выдержки. Будем же стойки.
Он помолился. Освящать дом придется позже, сейчас же лучше считать, что поход продолжается. В походе обряды упрощаются. Важна суть.
В корзинке была печеная рыба, немного манны и кувшинчик манной браги. Ее и монаси приемлют, манную брагу. Но он бы предпочел воду. От браги, учили наставники, происходит умиление чувств и расслабление рассудка. В кругу друзей после тяжкой работы можно и расслабиться, если ты умудренный священник. А ему, священнику в силу сложившихся обстоятельств, расслабляться и благодушествовать никак нельзя. И к тому же брага глушит ментальный слух. У него, правда, глушить нечего, оглох прочно, а все-таки нехорошо.
Воду он нашел на кухне, в шкафчике. Старая вода, но фляга серебряная. Некоторые думают, что святой воду серебро делает. Глупости какие, - он попробовал. Ничего, три глотка - хорошо. И рыба.
Ел он тщательно. Не хватает костью подавиться. Но костей в рыбе мало, больше хрящи.
Убрав за собою, он вышел на крыльцо. Вода для умывания стояла в кувшине. Кувшин-то простой, глиняный, но все равно лучше быть умыту, чем грязну.
Освеженный, он вернулся в горенку. Двери в поселениях прочные. Не от своих, преступления среди пионеров редки. Но каждое поселение одновременно и форт. Ну как рэт-лемуты налетят? Каждый дом, каждый барак тогда превращался в крепость.
Он задвинул засов. Рэт-лемутов поблизости нет, хотя и это не наверное. Не забыть завтра сказать про озерного сайрена. Хотя, нужно думать, Оррис уже доложил старшему киллмену о происшествии. А ведь с ним, сайреном, придется заниматься ему, Иеро. Озеро-то у тропы.
Ложе пера Кельвина было простым - щит из досок у стены, покрытый листом войлока и холстиной. Жестко? Но именно так приучали спать в семинарии. Полезно для спины.
Он лег. Солнце заглядывало в окно, но считалось - наступила ночь. Север, очень крайний север.
Прочитав последнюю за день молитву, он приготовился к бессоннице. Еще бы, столько событий произошло сегодня.
Но уснул сразу. Почти мгновенно. Вот только что он был в мире яви, а теперь - в мире сновидений.
И снилось ему, что он вовсе не Иеро, а кто-то другой. Другой, живущий где-то в подземельях, столь обширных, что можно говорить о целой подземной стране.
Он шел по просторному, светлому ходу - белый сводчатый потолок, мраморные стены и блестящий, но не скользкий пол. За стенами располагались залы, он знал это - вот здесь оружейная, дальше - склад продуктов, дальше химическая лаборатория, но он торопился. Его ждали.
Наконец, он оказался перед панно, красивой картиной из самоцветных камней. Как не спешил, а остановился. Изображала картина сцену из древней жизни: огромный город, высокие дома, фонтаны, заполненные людьми улицы, а вдали, над городом, в полнеба призрачный бледный зверь. Конь. Зверя узнал не Иеро, а тот, кем он был во сне.
Он шагнул к картине. Ближе. Еще ближе. И вот он вошел в нее. Не в картину - в стену. Его окружила багровая мгла - так бывает, если ясном днем крепко зажмурить глаза. Но он не зажмурился. Просто шел. Сделал всего несколько шагов - и оказался в просторном зале. Такого зала, пожалуй, нет и в аббатстве: потолок виднелся в выси, расписанный бородатыми ликами, и свет струился сверху, придавая всему ощущение полета. Стены же в золотых орнаментах - спирали, кольца переплетались в причудливый узор. И пол, мраморный пол казался прозрачным льдом, под которым открывались озерные или морские глубины - невиданные рыбы, подводные растения, затонувшие корабли. Ощущение было настолько пронзительным, что на мгновение он - именно он, Иеро, испугался, что пол провалится и он уйдет под лед. Он - тот, что в зале почувствовал испуг и успокоил, мол, пустое. Крепкий пол, крепче не бывает А море - морок. Он, тот, что спал, принял на веру.
Прошелся по залу. Приходящий вовремя иногда приходит слишком рано. В углу увидел шар-глобус. У Аббата похожий, только поменьше. Начал крутить. А очертания земли иное, чем на глобусе Аббата. Наклонился, пригляделся. Искусной работы глобус. Интересно, где он, Но-Ом? С трудом он отыскал знакомые очертания материка. Вот здесь, получается, внутреннее море? Немаленькое, однако. А нет, это совсем другой материк. Обошел, посмотрел с другой стороны. Тот кто в зале, указал - вот она, Камляска. Он стал прикидывать. Но-Ом, получается, здесь? Нет, здесь! И под его взглядом участок на глобусе стал стремительно расти. Не на самом деле, он понимал. В мыслях. Мыслевидение.
Сначала появилось пятнышко посреди Тайга, озеро Сайрена, вдали - Юкка, затем пятнышко распалось на несколько сегментов. Бараки, Зал Собраний. Церковь, даже домик. В котором он сейчас спит. Занятная штука.
- Любуетесь видами? - голос за спиною нельзя сказать, чтобы неприятный. Глубокий, сочный, выразительный. Но у Иеро - того, что спал, - по коже мурашки пробежали. Тот, кто в зале, на сей раз успокаивать не стал.
- Больше, чем любуюсь, комиссар. Пытаюсь представить, каково это - быть там, наверху.
- Ну, это-то не трудно. Как-нибудь поднимитесь, почувствуете воочию - ветер, дождь, снег, солнце. К ним можно привыкнуть.
- Как-нибудь поднимусь, - согласился тот-кто-в-зале и обернулся.
Перед ним стояли трое - коренастые, крепкие, наголо бритые люди одетые в свободное платье, он - тот-кто-спал - видел подобное одеяние на гравюрах в священных книгах Хламиды, вот, это хламиды. Белые, ослепительно чистые. А лица, руки и ноги загорелые, как у киллменов, проводящих под открытым небом большую часть жизни. Ноги, правда, видны частью: обуты в туфли красного сафьяна без задников и с закрученными острыми носами -
- Вы хотели нам что-то сообщить? - спросил Звучный Голос. Чем-то он неуловимо напоминал Аббата. Возможно, тем, что в каждом звуке, в каждом движении чувствовались сила и власть.
- Да. Триумвират должен одобрить или отвергнуть новый план нашей группы.
- К чему такая спешка?
- Без одобрения Триумвирата мы не можем перейти к активизации нового объекта.
- А вы - ваша группа - считаете, что пришло время активных действий?
- Да, Комиссар. Мы считаем, что оно не только пришло. Мы считаем, что время активных действий истекает, и если мы его потеряем, то впредь нам будет уготовлена роль даже наблюдателей. Увы, и это время проходит. Нас будет ждать роль зайцев, беспомощно взирающих на цунами. Смоет всех, да и дело с концом.
- Однако, и образы же у вас, друг мой. Зайцы, смотрящие на приближающуюся волну... Картина Хо-Кусая. Где они, зайцы? Фигура речи и больше ничего.
- Фигура речи, Комиссар. Согласен. Я только боюсь, что и мы сами запросто можем стать такой же фигурой речи.
