Филип Дик - Духовное ружье
И даже Господь, редко оглядываясь назад и делая естественные чудеса, не превратил мироздание в миниатюрную систему дублирования. Он вложил всю основу жизни в плохо сделанную корзину: чувствительную расу, которая теперь умела снимать в трехмерной ультрастереофонической видеоматической глубине то, чего не существовало. Ларс подумал: не критикуй, пока не попробовал. Потому что получить четкие трехмерные ультрастереофонические видеоматической глубины кадры, снимки конструкции того, чего не существовало, не так-то уж легко. Это заняло у нас пятнадцать тысяч лет.
Вслух он произнес:
— Жрецы Древнего Египта. Вроде Геродота.
— Что, что? — спросил Пит. Ларс сказал:
— Они использовали гидравлический пресс, чтобы открывать двери храмов на расстоянии. Пока все остальные поднимали руки и молились богам с головами животных.
— Я не понимаю, — сказал Пит.
— Ты не понимаешь? — спросил Ларс озадаченно. Это было так очевидно для него. — Это монополия, Пит. Вот что мы получили — проклятую монополию. Вот в чем дело.
— Ты свихнулся, — сказал Пит сварливо. Он теребил ручку своей пустой кофейной чашки. — Не позволяй этому проходимцу из Нар-Востока подходить вот так и выводить тебя из равновесия.
— Дело не в нем. — Ларс хотел объясниться, чувствовал настоятельную необходимость в этом. — Под Монтерреем, там, где никто не видит. Там, где вы делаете прототипы. Взорванные города, сбитые спутники… — Он остановился. Пит предупредительно кивнул головой в сторону серебристо-оконечной мисс Берри.
— Спутник-«еж», — осторожно сказал Ларс, думая о самом плохом. Считалось, что эти спутники неуязвимы, а из более чем семисот спутников Земли, находящихся на орбите, по меньшей мере пятьдесят были таковыми.
— 221-ый, — снова начал он. — Ионизированная Рыба, которая распалась до молекулярного уровня и улетучилась, как газ…
— Заткнись, — хрипло сказал Пит. Они молча допили кофе.
6
В этот вечер Ларс Паудердрай встретился со своей любовницей Марен Фейн в парижском отделении Корпорации, где Марен вела дела так же тщательно, как и…
Он попытался найти сравнение, но эстетические вкусы Марен не поддавались описанию. Засунув руки в карманы, он озирался вокруг, пока Марен готовилась для реального мира, закрывшись в уборной. Для нее жизнь начиналась тогда, когда заканчивался рабочий день. И так было несмотря на то, что она занимала значительный пост менеджера. По логике вещей, она должна была стремиться сделать карьеру и заниматься своей работой, как самый мрачный, самый закоренелый кальвинист.
Но все получалось совсем наоборот. Марен было двадцать девять. Она была довольно высока: метр семьдесят босиком. С блестящими рыжими волосами. Нет, не рыжими. Они были цвета красного дерева, гладкие, но не как искусственные, пластиковые, будто сфотографированные, абсолютно натуральные. Она просыпалась вся сверкая: глаза яркие, как… вот черт, подумал он. Какая разница? Кому какое дело в полвосьмого утра? Красивая, настороженная, немножко слишком высокая женщина, яркая, грациозная, мускулистая в это время суток, она была воплощенным выражением обиды и отвращения к сексу, если у вас в голове возникали какие-либо крамольные мысли на этот счет. Но что же с ней можно поделать? По крайней мере, после первых нескольких недель. Едва ли можно продолжать дальше и дальше…
Когда Марен снова вошла в офис, накинув на плечи пальто, он сказал:
— Тебе действительно все равно, что здесь происходит.
— Ты имеешь в виду предприятие? Корпорацию? — Ее кошачьи глаза весело расширились. Она прошла вперед. — Послушай, ночью ты дурманишь мне голову, как сома, а потом я целый день о тебе думаю. Что тебе еще надо?
— Ненавижу образованность, — сказал Ларс. — Сома. Где ты такому научилась? — Он чувствовал, что голоден, раздражен, что нервы его сдают. Из-за содомии современного времяисчисления он уже шестнадцать часов был на ногах.
— Ты меня ненавидишь, — сказала Марен тоном брачного консультанта. Я знаю твои настоящие мотивы, слышалось в этом тоне. А ты — не знаешь, добавлялось также.
Марен искоса посмотрела на него, совершенно не опасаясь того, что он может сказать или сделать. Ларс подумал, что просто технически мог бы ее днем уволить или вышвырнуть ночью из своей парижской квартиры, но, в действительности, на нее не было никакой управы. Значила ли для нее что-либо ее карьера или нет, хорошую работу она могла найти везде. В любое время. Она в нем не нуждалась. Если бы они расстались, она бы поскучала о нем недельку или около того, пустила бы слезу после третьей рюмки мартини. Но и только.
А с другой стороны, если бы он ее потерял, эта рана никогда бы не затянулась.
— Хочешь пообедать? — спросил Ларс безо всякого энтузиазма. Марен сказала:
— Нет. Я хочу помолиться. Он уставился на нее:
— Ч… что?
Она спокойно ответила:
— Я хочу пойти в церковь, поставить свечку и помолиться. Что в этом странного? Я делаю это несколько раз в неделю, ты же знаешь. С тех пор, когда ты впервые… — Она деликатно закончила фразу. — …узнал меня. В Библейском смысле. Я тебе сказала об этом в первую же ночь.
— А свечка за что? — Зажигать свечи нужно было для чего-то определенного.
— Этой мой секрет, — ответила Марен. Озадаченный, он произнес:
— Я иду спать. Для тебя это может быть шесть часов вечера, а для меня два часа ночи. Пошли к тебе домой, ты приготовишь мне чего-нибудь перекусить, а потом я посплю немножко, и ты можешь идти молиться. — Он направился к двери.
— Я слышала, что к тебе сегодня пыталось проникнуть советское официальное лицо, — сказала Марен.
Это его остановило:
— Где ты это слышала?
— Я получила предостережение. От Правления. Официальный выговор фирме, в котором говорится, чтобы остерегались невысоких пожилых людей.
— Что-то я сомневаюсь. Марен пожала плечами:
— Парижский офис должен быть проинформирован. Ты не согласен? Ведь это произошло в общественном месте.
— Я не искал себе таких приключений! Это он подошел ко мне, я как раз пил кофе. — Ларс почувствовал себя неловко. Неужели Правление действительно передало официальный выговор? Если так, то он должен был знать об этом.
— Этот генерал, чье имя я всегда забываю, ну, этот жирный, которого ты так боишься… — Марен улыбнулась, уколов его таким образом. — Генерал Нитц связался с нами здесь в Париже по сверхзасекреченной кольцевой видеолинии и приказал нам быть осторожнее. Я сказала, что разговаривала с тобой. А он сказал…
