Вадим Шефнер - Небесный подкидыш, или Исповедь трусоватого храбреца
11. ПЕРЕД ПОЛЕТОМ
Ранним утром в субботу раздался телефонный звонок. Он разбудил Настю и Татку, а меня — не разбудил. Я почти всю ночь не спал, всякие страшные домыслы кишели в моей башке. Поэтому я раньше Насти кинулся к телефону. Звонил Юрик.
— Серафимушка, я, значит, жду тебя, как мы обусловились. Не опоздай! Один наш мудрец так сказал: «Опоздавший подобен птице, ослепшей в полете». Не дремотствуй!
— Жди, буду вовремя, — голосом, хрипловатым от страха, — ответил я. Однако когда я повесил трубку и понял, что пути для отступления нет, на душе у меня стало спокойнее. Очевидно, тот запас страха, который моя трусоватая душа выделила на подготовку к этому полету, я израсходовал полностью. Поэтому, когда Настя спросила, что это за свидание назначено у меня с Юриком, я довольно спокойно объявил ей, что лечу на Фемиду, чтобы там в Храме Одиночества отдохнуть от земной суеты, и рассказал ей о своих предыдущих переговорах с Юриком по этому поводу. Не забыл я упомянуть и о том, что прогула не будет, — ведь, по закону сгущенного времени, я вернусь на Землю в час отбытия с нее. Настя встрепенулась, стала толковать о том, что я со своим неуравновешенным характером непременно нарвусь в Космосе на какую-нибудь неприятность. Потом она ударилась в слезы, а Татка немедленно подключилась к этому мероприятию. Но я был тверд, и тогда Настя успокоилась, принесла из прихожей мой рюкзак, и мы принялись укладывать в него все, что могло пригодиться в путешествии. Затем жена вручила мне двести рублей из своего НЗ — вдруг на этой Фемиде не полное запустение, и мне удастся обменять родные денежки на инопланетную валюту и отоварить их. Заодно Настя напомнила мне некоторые цифровые данные, имеющие отношение к ее фигуре, а также подтвердила, что носит обувь тридцать шестого размера. Тогда я сказал ей, что все это знаю давным-давно и ничего не выроню из памяти даже при экстремальной ситуации.
Пусть мужа ждут враги и вьюги,
Пусть путь тревожен и далек —
Параметры своей супруги
Он должен помнить назубок!
Растроганная этим моим заверением, Настя улыбнулась улыбкой No 6 («Неожиданная радость») и погрузилась в раздумье. У жены моей очень выразительное лицо, и по нему я всегда догадываюсь, что она скажет. Все ее улыбки я давно систематизировал, каждой дал номер и наименование. В то утро я с особым вниманием следил за сменой ее улыбок и вдруг заметил, что губы ее сложились в улыбку No 38 («Предподарочную»). Это меня несколько встревожило. Настя — существо доброе и неглупое. Но на подарки у нее какой-то свой взгляд — или, вернее, свой бзик. Если бы я, например, собрался бы в челноке переплыть озеро Байкал, она непременно презентовала бы мне бочку с пресной водой, дабы я не умер от жажды; а ежели бы я решился пешим ходом пересечь пустыню Сахару, Настя в лепешку бы разбилась, но раздобыла бы мне спасательный круг, чтобы я, чего доброго, не утоп в пути. Вот и теперь она замерла в улыбчивом раздумье — затем произнесла решительным голосом:
— Так и быть, вручу его тебе сейчас. Вообще-то я его в день твоего рождения подарить хотела… Но дарю досрочно. Только дай мне святую клятву, что возьмешь его с собой и нигде не потеряешь.
Я стал перебирать в уме предметы мужского рода, один из которых могла преподнести мне Настя, но зная непредсказуемость ее подарочной фантазии, ни к какому ясному выводу прийти не смог. Потом вдруг вспомнил, что последнее время она повадилась намекать мне, что я стал полнеть, что каждый человек должен каждый день совершать пятикилометровую пешеходную прогулку. У меня мелькнула мысль, что на этот раз меня ждет подарок логически осмысленный, то есть шагомер.
— Клянусь! — твердо произнес я. — Клянусь, что возьму его с собой и доставлю обратно на Землю в полной сохранности, из кармана не выроню!
— Ну, в кармане он не поместится, — снисходительно молвила Настя. Подойдя к комоду, она выдвинула нижний ящик и извлекла оттуда фамильный топор. Топорище его выполнено из дуба, и на нем сверкает серебряная дощечка, на коей значится:
ТОПОР
(Трест Общественного Питания Октябрьского Района)
За непорочную службу — бухгалтеру А. Г. Лукошкину!
Топор этот достался Насте в наследство от ее покойного деда, и вот теперь она вручила мне это мужское орудие труда в знак того, что считает меня настоящим мужчиной. Я принял подарок и сказал, что польщен и обрадован, но в полет брать эту громоздкую штуковину не собираюсь, нужна она мне, как слепому велосипед.
— Но ты дал клятву! — возмутилась Настя. — Мало того, что ты черт тебя знает куда летишь по межпланетному блату, ты еще и клятвопреступником хочешь стать! Выбирай: или топор и я, или ни топора, ни меня! Или топор — или развод!
Я, разумеется, предпочел топор. Настя сразу успокоилась, на ее лице возникла улыбка No 22 («Радость примирения»). Улыбнулся и я. Нет, я не обижаюсь на Настю за ее вспышки.
Хвала терпенью и покорности,
Нрав добрый — это благодать,
Но микродолей дамской вздорности
Супруга вправе обладать.
12. В ПОЛЕТЕ
На мне был темно-синий плащ с меховой подкладкой, а на спине красовался объемистый рюкзак, из горловины которого торчала рукоять топора. Настя проводила меня до трамвайной остановки.
— Одумайся, олух космический! Еще не поздно! — прошептала она, когда показалась моя «тридцатка». Но я ответил, что полет — дело решенное, и губы моей супруги сложились в улыбку No 10 ( «Расставальная грусть»). Унося в душе эту грусть, я вошел в вагон.
Свободных мест не было, но какая-то добрая женщина сказала сидевшему рядом с ней подростку, что он должен уступить место дяденьке — дяденька едет на лесозаготовки. Прибыв на Васильевский остров, я направился в столовку, где работал Юрик. К раздевалке тянулась длинная очередь. За барьером, отделяющим ряды вешалок от публики, трудились двое: пожилая женщина и мой друг. Меня удивило, что Юрик работает медлительнее своей компаньонки. Из публики слышались упреки в адрес слегка прихрамывающего, но вообще-то здоровенного на вид гардеробщика. Затем я увидал нечто совсем нелепое. Получив от лысенького старичка номерок, Юрик принес ему лиловое дамское пальто с капюшоном. «Ты что, ослеп, что ли, кобель гладкий?!» — возмутился старичок, и тогда мой друг извинился и выдал ему его законное черное пальто. Затем, заметив меня, шепнул что-то своей напарнице и, напутствуемый нелестными замечаниями публики, покинул гардероб. Когда мы вышли на улицу, я, зная неземную честность и аккуратность иномирянина, спросил его, почему это он стал работать так безобразно. И тут Юрий признался мне, что близится срок его возвращения на Куму, а он познал далеко не все отрицательные земные слова. Поэтому он решил снизить качество своей работы. Он лентяйствует и свинствует для того, чтобы слышать от землян строгие отзывы и пополнять ими свой словесный фонд. Недавно один посетитель очень его порадовал, обозвал захребетником. А еще Юрику на букву «З» известны такие слова: злодей, злопыхатель, замарашка, зубоскалец, зануда…
