Филип Фармер - Вверх по светлой реке
— Ребенок! Ребенок! — сказал Дэвис. — То был мальчик?
— Увы, нет! Девочка.
— Быть такого не может!
Бахаб помолчал, словно раздумывая, не назвал ли его Дэвис лжецом, потом улыбнулся:
— Я лишь пересказал тебе то, что поведал мне тот человек и его приятели, а их было пятеро. Маловероятно, что все они сговорились, лишь бы солгать мне. Но если слова мои оскорбили тебя, то я не буду продолжать.
— Нет-нет! — торопливо возразил Дэвис. — Я не обиделся. Как раз наоборот. Продолжай, прошу тебя.
Поклонившись, Бахаб заговорил:
— Это произошло за много лет до того, как я оказался в тех местах. К тому времени ребенок уже должен был повзрослеть, если он, разумеется, существовал. Женщина же могла и не быть девственницей, как она утверждала, и некий мужчина был отцом девочки. Но даже в этом случае ее рождение стало бы чудом в мире, где все мужчины и женщины стерильны.
— Но почему девочка? Такого не может быть!
— Я разговаривал с мудрыми людьми, жившими в конце двадцатого столетия по христианскому календарю. Они называли себя учеными. И они сказали мне, что если женщине помочь зачать с помощью химических методов, то ребенок будет девочкой. Я не понял, что там они говорили о «хромосомах», но они заверили меня, что девственница может зачать только девочку. Они также сказали мне, что в их времена такого ни разу не случалось. Или когда-либо прежде.
— В их науке не нашлось места Богу, — пробормотал Дэвис. — Такое однажды случилось… когда родился Иисус.
Бахаб недоверчиво взглянул на него, но промолчал.
— То, что ты предполагаешь, и то, что случается на самом деле, часто не совпадает, — заметил Ивар. — Ты до сих пор не знаешь истины. А узнать ее ты можешь, лишь вновь отправившись на поиски. Вряд ли у тебя пропал к этому всякий интерес, раз ребенок оказался девочкой. Сам знаешь, ведь были и женщины-богини.
— Бог делает то, что пожелает, — добавил Бахаб.
— Ты прав, Ивар, — сказал Дэвис. — Я должен отыскать эту женщину и ее дочь и поговорить с ними. Признаюсь, ты был также прав, говоря, что меня убаюкали лень и спокойствие.
— В путь! Я тоже здесь заснул! Но я устал от этой бесцельной жизни. Мы построим лодку и поплывем вверх по Реке!
— Рейчел это понравится, — сказал Дэвис. — Наверное.
Рейчел охотно согласилась, хотя ее тоже разочаровало, что Спаситель оказался женщиной.
— Но ведь мы не знаем, насколько правдив рассказ араба, — рассудила она. — Быть может, лишь наполовину. Не исключено, что родился мальчик, но злые люди исказили правду и сделали его девочкой. Это ложь, от которой попахивает дьяволом. У него есть много способов, чтобы заманить верующих в свои сети.
— Подобные рассуждения мне не по душе, — сказал Дэвис. — Но ты можешь оказаться права. Чем бы ни обернулась истина, мы должны попытаться ее отыскать.
Фостролл сказал, что отправится с ними.
— Это непорочное зачатие может оказаться патафизическим исключением, — заявил он. — А патафизика, как мы неоднократно говорили, есть наука об исключениях. Мы сомневаемся, что нечто произошло, поскольку не помним, что делали это. И нам будет приятно разоблачить шарлатанов, которые утверждают, будто такое случилось.
Энн Пуллен сказала, что остается в Жардене. Впрочем, ее никто и не приглашал. Дэвису казалось, что он возрадуется, узнав об этом, но почему-то он ощутил боль. Он не понимал причин ни своего разочарования, ни своей боли — ведь он презирал эту женщину.
Месяц спустя они закончили постройку лодки — отличного одномачтового судна с местами для двадцати гребцов. Ивар подобрал экипаж — храбрых мужчин и их проверенных в схватках женщин. Всем им не терпелось поскорее оставить в прошлом спокойную жизнь. Лишь двоим из учеников Дэвиса было позволено плыть на лодке Ивара, и то лишь потому, что они были готовы сражаться, защищая себя. Все остальным, убежденным пацифистам, предстояло плыть следом в лодке поменьше.
На рассвете в день отплытия он собрались у питающего камня. Когда из камня с грохотом вырвалась белая вспышка, они извлекли свои граали, наполненные теперь различной едой, пивом, сигаретами и мечтательной резинкой. Дэвису предстояло раздавать табак, пиво и резинку матросам, хотя он предпочел бы выбросить их в Реку.
Поскольку позавтракать они могли и позднее уже на борту, суденышко сразу отчалило от пирса. Воздух был прохладен, но Дэвис дрожал от возбуждения. Он уже давно сознавал, что ему чего-то не хватает в жизни, и теперь понял, что это было желание исследовать и искать приключения. На Земле он много путешествовал по Соединенным Штатам, читал лекции и основывал остеопатические колледжи. Он сталкивался с враждебностью местных врачей и невежественных толп, подстрекаемых дипломированными медиками. Если возникала необходимость, он с поднятой головой шагал навстречу крикам, воплям, угрозам и граду тухлых яиц, но упорно продолжал кампанию, которую он и его коллеги в конце концов выиграли.
В Мире Реки он редко оставался на одном месте подолгу, если только не попадал в рабство. Ему нравилось бродить из страны в страну, совершать при случае дальние плавания. Он не мог испытывать полного счастья, пока не отправлялся время от времени в какое-нибудь дальнее путешествие.
Ивар стоял на кормовой палубе рядом с кормчим и громко отдавал приказы. Он тоже был счастлив, хотя и жаловался на неуклюжесть и медлительность матросов.
Два высоких норвежца начали выбирать причальные канаты, но остановились, когда Ивар велел им немного подождать. Дэвис услышал чей-то крик и посмотрел на берег.
Над вершинами гор только что показался краешек солнца, его лучи разогнали утреннюю серость и осветили незнакомца. Тот бежал по берегу, размахивая руками и крича на эсперанто:
— Не уплывайте! Подождите меня! Я хочу плыть с вами!
— Надеюсь, у него есть веская причина нас задерживать, — громко произнес Ивар. — Иначе быть ему за бортом!
Дэвису был интересен таинственный незнакомец, но одновременно он испытал и какое-то непонятное чувство. Предчувствие страха? Или у бегущего человека плохие новости? У Дэвиса не имелось никаких причин такое подозревать, и все же он чувствовал, что было бы лучше, если бы незнакомец не показался на берегу.
Добежав до пирса, человек остановился, тяжело дыша. В руке он держал грааль. Он был среднего роста и мускулистый, с сильным и симпатичным лицом, длинным и узким, правда, частично скрытым черной широкополой и высокой шляпой. В тени этой шляпы поблескивали темные глаза, а из-под ее полей спадали на плечи длинные глянцевито-черные волосы. Плечи прикрывал черный плащ, на талии было намотано черное полотенце. Сапоги незнакомца были сделаны из черной рыбьей кожи. С черного пояса свисали деревянные ножны, из которых торчала рукоятка рапиры, тоже обтянутая рыбьей кожей. Если оружие было железным, то в этих краях оно могло считаться уникальным.
