Лайт Дейтон - Огонь
– Хорошо… Если уж ты так хочешь – оставайся, а там посмотрим.
В тот вечер Редар и решил поговорить с Раймикой. Она разрыдалась, да и Бая, прослышав от матери, что новоиспеченный братец с ними больше жить не будет, подняла такой вой – только держись. К закату пришел Богвар, тоже в стороне не остался:
– Да чем так приворожил тебя этот ненормальный! Нет, я завтра пойду к нему, поговорю… по душам.
– Он нормальный, Богвар, – тихо промолвил в ответ юноша, – он просто очень одинокий. И никак не может забыть свою Юкку. Я тоже… теперь один. Я с удовольствием остался бы жить у вас. Я… я так благодарен и тебе, и Раймике – вы много сделали для меня. Мне даже стало казаться, что я снова обрел семью. Но… мне тяжело у вас, пойми. Когда я вижу, как смеется Раймика, я вспоминаю маму, завопит Бая – мне чудится голос Валта, у братишки он был такой же звонкий… Я не смогу, Богвар. Простите меня.
Охотник долго молчал, потом тряхнул головой, неуверенно улыбнулся:
– Будь по-твоему, парень. Но, надеюсь, ты не будешь забывать нас? Бая так, наверное, просто с ума сойдет…
– Нет, конечно, нет. Я буду приходить так часто, как смогу. И Богвар… Объяснишь все Раймике, ладно? Пусть не держит на меня зла.
Прошли еще одни дожди, семнадцатые для Редара. Он освоился в новых местах. Его меткая праща не давала уйти ни одной крысе, ни одному бегунку. А еще надо было ходить за водой, приводить в порядок нехитрый скарб в крегговой норе. Юноша сам взвалил на себя все эти обязанности, не дожидаясь просьб или приказов старого отшельника. Просто ему хотелось чувствовать, что он здесь не гость, что принят под этот кров пусть еще не хозяином, но помощником.
Крегг, конечно, не мог нарадоваться на своего будущего Ученика – по крайней мере, так он его часто про себя называл. Иногда ему казалось, что Редар так старается ради того лишь, чтобы втереться к нему в доверие, чтобы выведать главную тайну. Крегг тогда сразу мрачнел, сухо цедил слова, больше времени проводил на своей половине норы, куда запрещал Редару заходить. Старик специально три луны ни словом не обмолвился о Великом Оружии Против Смертоносцев, надеясь, что пустынник сам себя выдаст. Но тот, будто соблюдая негласный договор, молчал, продолжая усердно добывать еду, ходить за водой, прибираться – помогал почти во всем.
И Крегг постепенно оттаял. Не проходило и вечера, чтобы за нехитрым ужином старик не ударился в воспоминания. Чувствовалось, что за столько лун вынужденного одиночества он истосковался по собеседнику.
Редар иногда с улыбкой вспоминал, как крегговы соседи хором называли его молчаливым нелюдимом. Посмотрели бы они сейчас! Правда, главную свою тайну он по-прежнему не открывал, держа юношу в неведении. Зато мало-помалу рассказывал юноше об удивительных местах, где довелось побывать.
–… Так вот, три дождя спустя я вышел к Дельте. Это потрясающее место, Редар! Кругом все покрыто травой – зеленой и мягкой, совсем не такой как у нас. Насекомых вокруг – тьма, половину я не встречал никогда. Сначала я шарахался от каждой твари, потом присмотрелся – привык. Да и опасных среди них, опасных по-настоящему, едва ли не меньше, чем в песках. Здесь еды мало, вот насекомые и жрут друг друга, ну и нас заодно. А там… Там еды вдоволь. А воды кругом! Больше, чем ты когда-либо видел за всю свою жизнь! Земля, жирная и черная, вдоль и поперек изрезана маленькими ручейками и речушками.
– Но, говорят, там опасно. Дозоры смертоносцев так и кружат над головой.
– Да, не без этого. Но люди, что живут у самой Дельты…
– Там есть люди?!
– Немного, но есть. Из-за постоянных дозоров в этих местах могут выжить только самые смелые и изворотливые. Но и они не пытаются устраиваться на земле самой Дельты, все больше в окрестностях. Там узкая полоса – легко пройдешь за полдня – полупесчаных земель. Не плодородие Дельты, конечно, но и не пустыня уже. Вот там и живут. Полтора десятка семей было тогда – сколько сейчас, не знаю. Охотиться ходят к Дельте, поэтому наловчились паучьи шары обманывать. Смертоносцы высылают дозоры почти сразу после восхода и незадолго до заката. Ветер, что ли, сильнее – шары быстро летят, да и управлять ими проще… Беглый там был один, рассказывал.
Ну вот, так местные охотники первый дозор переждут, и – прямиком в Дельту. Там же не надо от восхода до заката меж дюнами ползать, выслеживая песчаную крысу. Добычи полно, не то что у нас. А если даже и застигнет второй дозор, то у них там достаточно укрытий понастроено. Заросли кругом такие, что, накидай побольше веток, свежей травы нарви, навали сверху – и никакой смертоносец тебя не разглядит. Кое-кто попадался паукам в лапы, конечно, но редко. Наука эта нехитрая, они и меня научили. Я по самой Дельте к морю вышел.
– Море?! Ух, ты! Где вода до горизонта?! Мне рассказывал бродяга один, воды – хоть залейся. А и не выпьешь: она горькая какая-то, вроде как отравленная…
– Вода действительно горькая, пить невозможно, но не отравленная. Я об этом не знал поначалу, увидел изобилие такое – и ошалел. У самого края на колени встал, ладонями черпаю, пью, на голову даже вылил немного. И чувствую: гадость какая-то на языке, будто лист гувару пожевал. Отплевывался долго. Со мной проводник был из местных охотников – вот он смеялся. Не успел, говорит, тебя предупредить, ты с такой скоростью к воде бросился – не догнать.
– А ты зачем к морю шел?
– Хотел корабль встретить. Рассказывали многое, по пустыне походишь, послушаешь – и не такие небылицы услышишь. Мол, приплывают корабли из паучьего города, люди оттуда выносят на руках смертоносцев, прислуживают им… Не знаю, такого не видел, хотя потом мне многие говорили, что паучьи корабли так и частят через море от Дельты к городу Смертоносца-Повелителя. Зато довелось столкнуться с лесорубами жуков-бомбардиров…
– С кем?
– Ты про жуков-бомбардиров слышал что-нибудь?
– Ну да, рассказывали… Их, вроде, немного совсем осталось. Зато людям, что у них служат, лучше живется, чем паучьим рабам, да? И еще, говорили, что они колдовством каким-то огненным владеют…
Крегг встал, подошел к стоявшему у дальней стены коробу. Повозился немного, ругаясь, потом вернулся на место, бросил на колени Редару какой-то предмет. Больше всего это было похоже на опаленный скол глиняной плошки. Будто бы кто-то передержал готовую глинянку в огне, и она лопнула от жара. А осколки на углях так и забыли, и они покрылись жирной черной копотью. По крайней мере, так решил Редар. А уж про глину он знал немало. Сколько раз сам со слезами собирал такие же черепки от плошки, любовно вылепленной в подарок маме или братьям.
Отец научил Редара лепить из вязкой глины посуду, когда ему было десять дождей – сначала получались, конечно, кривобокие уродцы; потом он более или менее разобрался в хитростях этого ремесла. Через пару лун пустынник уже неплохо мог сделать верный состав из воды, глины, песка, очажной золы – все в строго отмеренном количестве. Тогда посудина получается удобной, крепкой на вид, особенно если выставить сушиться на солнце. Одна беда: хрупкая очень, уронишь – разобьется неминуемо. А вот у отца плошки были загляденье, свою старую посудину Редар уж раз пять случайно смахивал локтем на пол – и ничего, держалась. Тогда-то отец и показал еще одну хитрость гончарного ремесла – обжиг. Готовую высушенную глинянку совали в огонь и – только не зевай! – быстро выхватывали обратно. Посуда выходила звонкой и по-настоящему крепкой. Правда, уследить не всегда удавалось.
