Деймон Найт - Сумерки людей
— Нет, Фоссум, — рявкнул Дик. — Сейчас. И в темпе.
Тогда старик неохотно зашаркал по проходу — и мерцающее пятнышко холодного света двинулось вслед за ним. Остановился Фоссум под вывеской с надписью: «ЕДА». Высокие стеллажи этой секции, как и всех остальных, были поделены на отдельные ячеечки, в каждой из которых помещалась бурая шишковатая дуля. По всему проходу располагались тысячи таких стеллажей — аж в глазах рябило от ячеек. На первый взгляд бурые дули казались неровными булыжниками или засушенными корнеплодами.
Проведя узловатым пальцем по рядам ячеек, Фоссум нашел нужную и выхватил оттуда твердый комок. Потом, что-то недовольно ворча себе под нос, отправился в Зал Гамна. Массивная дверь захлопнулась.
Дик нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Еще с детства он знал, что бурая дуля на самом деле именуется «удержанным прототипом», или, для краткости, «упротом». Собственно, это и был его завтрак в своей неузнаваемой миниатюре — приготовленный лет двадцать назад и удвояченный на Гамне, но не до конца. Процесс остановили на середине — и в результате получилась не стремительно охлаждающаяся яичница с ветчиной, а уродливый комок квазиматерии. Когда Фоссум поместит упрот на ту же перекладину Гамна и уберет ингибитор, на другой перекладине появится точная копия. Но уже не упрота, а той самой яичницы с ветчиной.
Да, весь процесс был Дику до боли знаком. Вообще-то, если задуматься, то он скрепя сердце все-таки согласился бы, что Гамно — настоящее чудо. А так он с самого детства свыкся со странным крестом и обычно считал Гамно таким же заурядным предметом обихода, как телевизор или вертолет. В данный же момент Дика волновало только одно — выбрал ли Фоссум нужный упрот. Старый дурень запросто может подсунуть какое-нибудь тошнотворное подобие. С него станется.
Ага, вот и старик — топает в кружке света и катит перед собой маленькую тележку. На тележке — дымящийся поднос. Фоссум помедлил у стеллажа и положил упрот на место, но через считанные мгновения он уже ставил поднос на прилавок. Так, яичница с ветчиной, тосты, кофе с молоком. Золотистые желтки подрагивают — вот-вот растекутся.
Дик так и зашелся в разъяренном вопле:
— Фоссум! Я же сказал! Яйца сверху! Ч-черт… Ну что в самом деле за идиотство! — Он поймал взгляд ближайшего срака и жестом приказал ему нести поднос, а сам с хмурым видом направился к одному из столиков, выстроившихся у ближайшей стены.
День определенно был испорчен. Да, конечно, питательностью и вкусом удвояченная еда нисколько не отличалась от натуральной — но не в этом же дело! Ведь удвояченную пищу обычно ели только сраки. А свободные люди питались специально приготовленными блюдами. Хотя ингредиентами все равно служили двояки, так что разница получалась незначительной. Но ведь была же она, эта разница!
Дик поедал свой завтрак с аппетитом, но без всякого удовольствия. Запихал в себя остатки яичницы, отломил еще кусочек тоста, а потом плюнул и швырнул поднос со всем его содержимым в мусоропровод.
И все-таки завтрак — большое дело. По-прежнему хмурый, но уже не столь раздраженный, Дик прошел по коридору, миновал кухни с их умопомрачительными запахами жаркого и выпечки и воспользовался выходом к склону холма. В свежем прохладном воздухе веяло ароматами цветов и чуть попахивало свежескошенной травой. Сам того не желая, Дик мигом стряхнул с себя хандру и радостно вдохнул полной грудью. Потом легко побежал по тропке.
Но, пробежав метров десять, оглянулся. Освещенный прохладными солнечными лучами, над ним бугристой громадой нависал серый Бакхилл. Казалось, царство неживой природы замыслило соорудить здесь собственное библейское чудище наподобие бегемота — и почти в этом преуспело. Незавершенный монстр словно дремал в ожидании последнего судорожного усилия, что должно было пробудить его к жизни.
Старинную гостиницу — дугообразную гору гранита отчасти в испанском стиле, отчасти в альпийском, возвели еще во времена демократии, в те дни, когда холмы Поконо кишели отдыхающими, что раз в году вырывались их своих тесных клеток в Нью-Йорке и Филадельфии. Первый Владетель Бакхилла добавил к отелю кое-какие укрепления и три чудовищно уродливые сторожевые башни. Второй Владетель (первый Джонс, племянник знаменитого Натана Макдональда, чей портрет украшал теперь Длинный Коридор) построил аэродром, целую систему подземных бункеров и буквально усеял весь Бакхилл огневыми точками. Но уже третий Владетель, Джон Джонс, двоюродный дед Дика, добавил к сооружению лишь несколько теннисных кортов, площадок для сквоша и тому подобных мелочей. А четвертый Владетель, отец Дика, если не считать ремонта и некоторого благоустройства, вообще оставил тут все как было.
И Дика это устраивало. Именно таким Бакхилл ему и нравился: Когда придет его очередь стать Владетелем, он здесь и камня не тронет. Оставит даже уродливые башни. А Данливи пусть раз за разом рассаживает по своим местам, одни и те же удвояченные кусты и цветочные клумбы. Хоть целую вечность. Так, по мнению Дика, должна была идти здесь жизнь.
Но пока что Дику всего шестнадцать. Далеко ему еще до Владетеля. К тому же предстоит на четыре года отправиться в Колорадо.
Некогда случилось так, что прадед Дика сумел взять и удержать Бакхилл только благодаря помощи рода Макдональдов — предков по боковой линии нынешнего колорадского Вождя. В результате Бакхилл по-прежнему считался самым могущественным домом на всем Восточном Побережье севернее поместья Чарльстон, а каждый новый наследник его Владетеля автоматически становился бригадным офицером армии Вождя и нес четырехлетнюю службу в Орлане. Служба эта считалась делом чести, и Дик с нетерпением ее дожидался, но и отказаться от нее даже при желании не мог. Такие дела.
Тени, будто воды, сомкнулись у Дика над головой, стоило ему углубиться в лощину. Слева по склону вьющиеся побеги и мхи буквально сочились влагой, а в воздухе пахло плесенью. У самого первого поворота Дик наткнулся на двух садовых сраков, что старательно выкорчевывали упавший поперек тропы молодой кленик. Под открытыми корнями виднелась сочная, влажная почва, а отрубленные ветви дерева придавали воздуху особый привкус. Заметив Дика, двое сраков, ни слова не говоря, оперлись о свои топоры и стали ждать. Во мгле лощины светились их светло-голубые глаза. Дик перебрался через ствол кленика и направился дальше.
А дальше воздух был уже столь недвижен, будто его вылили туда годы назад да так и оставили. Дик на ходу наклонился к берегу и лениво провел рукой по мясисто-остистому ковру плаунов. Росло их тут три вида. Помнится, он без зубовного скрежета заучил их названия, когда прогуливался здесь с гувернером Паджеттом. Сколько же раз хаживали они по этой тропке!
