Алексей Калугин - Дело о картине неизвестного автора
На немой вопрос дежурного жандарма я ответил, как любой другой рецидивист, окажись он на моем месте:
– Ошибочка вышла, господин начальник. Картину я не брал. Случайно оказался рядом. А тот парень, который вам нужен, как раз пробежал мимо меня.
Говорил я, как мне казалось, весьма убедительно. И в речи моей не присутствовало даже намека на английский акцент.
Но старался я понапрасну – на жандармов мои слова не произвели ни малейшего впечатления.
– Ваше имя? – спросил дежурный.
Я назвал имя, которое было указано в документах, отобранных у меня Мариным.
Затем меня так же вежливо попросил назвать гражданство, постоянное место проживания и род занятия, которым я зарабатываю себе на хлеб.
Я отвечал, а жандарм аккуратно записывал мои слова.
Впрочем, интересовало его немногое. Задав с десяток вопросов, последним из которых оказался вопрос о моем вероисповедании, он захлопнул книгу и сунул ее в стол.
– И что теперь? – полюбопытствовал я.
– Теперь вас проводят в камеру, – ответил дежурный и взглядом указал вдоль по коридору. После чего спросил: – Вы ужинать будете?
– Нет, – отрицательно качнул головой я.
– Прошу, – дежурный вновь, на этот раз рукой, указал верное направление.
Сопровождавшие меня жандармы крепче сжали мне локти.
Не двигаясь с места, я уперся пятками в пол.
– Одну минуточку. Когда мне будет предъявлено официальное обвинение?
– Спросите об этом комиссара Мегрэ, когда он придет за вами завтра, – ответил дежурный.
Мне показалось, что я ослышался.
– Он придет за мной завтра? – переспросил я.
Должно быть, голос мой звучал весьма странно, потому что все пятеро жандармов посмотрели на меня так, словно я вдруг начал говорить по-китайски.
– Ну да, – как-то не очень уверенно ответил дежурный. – Комиссар Мегрэ доставит вас в Париж. Там, как я понимаю, вы будете переданы представителям Скотленд-Ярда, которые давно уже охотятся за вами по всей Европе.
Я наклонил голову и сосредоточился, пытаясь проникнуть в смысл того, что сказал дежурный. Жандармы, державшие меня за руки, не проявляя ни малейших признаков беспокойства, спокойно ждали, когда я позволю им препроводить себя в камеру.
– Чушь какая-то, – это было все, что я смог сказать после тщательного анализа новой информации.
Жандарм, сидевший за столом, молча пожал плечами, словно извинялся передо мной за несовершенство французского законодательства.
– Идемте? – спросил охранник, находившийся по левую руку от меня.
– Идемте, – обреченно согласился я.
Все. Я готов был смириться и просто ждать, чем закончится эта совершенно непонятная и, даже более того, бессмысленная, глупая, нелогичная история, в которой роль главного положительного героя взял на себя известный контрабандист. В конце концов, к тому, чтобы ждать, меня обязывало и одно из неписаных правил инспекторов Департамента контроля за временем: если ситуация вышла из-под контроля, лучше не делай ничего, иначе окончательно все запутаешь, – жди, когда прибудут реставраторы. И я приготовился ждать.
Камера, в которую меня отвели, оказалась совсем не так плоха, как я ожидал. В ней имелась койка с соломенным матрасом, застеленная грубым шерстяным одеялом, и специальное ведро, от которого почти не пахло. Но, что самое главное, – у меня не было соседей. Должно быть, одиночка досталась мне как следствие той славы, которую я заимел благодаря Марину. Не каждый же день в Каннах объявляется знаменитый Лондонский Похититель Картин.
Не раздеваясь, я лег на кровать и, положив наконец-то освобожденные от оков руки под голову, уставился в серый потолок.
Так я и пролежал до самого рассвета.
Глава 9
В камере не было окон. О наступлении утра я понял по тому, что мне принесли завтрак.
К макаронам под сырным соусом с зеленью доставивший завтрак жандарм предложил мне на выбор бокал красного вина или чашку кофе. Я попросил его налить мне кофе.
Жандарм относился ко мне со всем уважением, однако от беседы, которую я попытался с ним завязать в надежде разузнать что-нибудь новенькое относительно дела Лондонского Похитителя Картин, отказался.
Позавтракав и выпив кофе, я почувствовал себя чуть бодрее. Усевшись на койку, я вперил взгляд в противоположную стену и предался размышлениям о превратностях судьбы.
А что мне еще оставалось?
Использовав психотехнику, я мог заставить охранника открыть дверь камеры. Но вряд ли мне удалось бы после этого выйти незамеченным из здания жандармерии. А если я попадусь при побеге, это только подтвердит мою дурную репутацию и вынудит жандармов ужесточить меры безопасности. Пока со мной по крайней мере хорошо обращались. И даже вкусно покормили. Это следовало ценить.
Именно поэтому думал я не о побеге, а о том, что произошло вчера вечером. Действия Марина по-прежнему оставались для меня необъяснимыми. И сколько я ни старался, мне не удавалось даже близко подобраться к разгадке. С какой бы точки зрения я ни пытался посмотреть на то, что делал Марин, я не видел в этом ни малейшего смысла. Больше всего в тот момент мне хотелось забыть, что я являюсь инспектором Отдела искусств и мне еще предстоит по возвращении предстать пред светлым ликом Тимура Барциса и держать ответ за все, произошедшее в Каннах за двести с лишним лет до моего рождения.
Я травил себе душу картинами страшной мести, которую учиню над Мариным, как только он попадется мне в руки, – а в том, что рано или поздно именно так и произойдет, я ни секунды не сомневался! – до тех пор, пока мой обидчик не возник передо мной, во плоти и крови.
Марин стоял на пороге камеры и ухмылялся в свои наклеенные усы. Если бы только он был один!.. Но вместе в ним явились двое жандармов, которые молча занимали отведенное им место за спиной самозваного комиссара. Марин крайне редко допускал ошибки.
– Пора, – сказал, обращаясь ко мне, Марин и протянул руку в направлении выхода.
– Куда теперь? – мне удалось даже презрительно усмехнуться, когда я задавал этот вопрос.
Впрочем, Марин на это никак не отреагировал.
– На вокзал, – Марин дружески улыбнулся мне. – Вам приходилось бывать в Париже?
– И неоднократно, – ответил я. – Только я решительно не понимаю, что мы будем делать там на этот раз?
– В Париже вас уже ждут представители Скотленд-Ярда, прибывшие специально за тем, чтобы доставить вас на родину. Честно признаться, – Марин недовольно поморщился, отчего его искусственные усы сделались похожими на платяную щетку, – я с удовольствием передам своим английским коллегам всю дальнейшую заботу о вас. И буду надеяться, что за свои преступления вы получите достаточно долгий срок, чтобы больше не появляться во Франции, – Марин усмехнулся. – По крайней мере в этой жизни.
