Александр Путятин - Нф-100: Приключения метеоролога
Самогон у Степана Матвеича был знатный... Можно сказать, король всех самогонов. Но большая часть содержимого моей стопки уже не в первый раз доставалась роскошной хозяйской монстере, томящейся в деревянной кадке рядом со столом. Пить наравне с лесником? При его-то тренированности? Нет уж, увольте! Ничего, пусть лучше растение порадуется - ему на месте стоять, а мне еще пять километров пешком до стоянки топать.
Чёртов Михельсон после первого же тоста сбежал в лагерь за прибором, Гену погнал на хозяйской лодке к водомерному посту, а меня принес в жертву... Раз, говорит, на работе не пьешь, считай, что до вечера свободен. Мы прибор и вдвоем установим, а лодку Матвеич от поста завтра сам заберет.
Очередную байку старика я пропустил мимо ушей. Задумался. Поэтому, стоило ему закончить рассказ, сразу же постарался перевести разговор на другое:
- Степан Матвеевич! А чего вы на кордоне-то не живете, сами же говорили, что там дом большой и печка жаркая?
- Это давняя история, до меня еще случилась. Но если интересно... В деревне говорят, что раньше на месте теперешнего кордона был хутор и жил там Филимонов Матвей Ильич с женой и детишками. Детишек было у него шестеро: четыре сына и две дочери. Но не бедствовали. Хозяйство имел справное. Ну, и люди, понятное дело - работящие. А в двадцать девятом началась коллективизация. Дом большой, две коровы, лошадь - значит, кулак... Посадили их, как водится, всю семью на одну телегу и отправили куда следует... Нда...
Степан Матвеич погладил бороду и потянулся к четверти за очередной порцией. Мне стало немного жалко монстеру. Аккуратно наполнив оба стопарика и отхлебнув от своего половину, старик продолжил рассказ:
- Что с ними дальше было, никто не знает. А хозяйство захирело. Поля заросли травой. И то сказать, кто ж в колхозе ломаться будет за здорово живешь без начальственного догляда, а начальник на хутор не набегается? Вскоре там стал кордон и поселился в нем лесник местный, Семенычем его звали. По имени, вроде - Пётр, а фамилию уже и не помню... С семьей поселился. И вот в тридцать первом в январскую стужу постучался ночью в ворота странник. Обогреться просил, но Семеныч побоялся его впускать, прогнал со двора, да еще и ружьем пригрозил. А странник отошел от ворот-то, да и говорит из темноты: "Я последний в живых остался из тех, кто дом этот строил и землю здешнюю пахал, а ты меня, разтак твою и разэдак, на порог не пускаешь! Так знай, что и тебе, аспиду, у моей печки недолго греться осталось!" С тем и исчез в ночи...
- И что дальше?
- А дальше: лесника этого, который - Семёныч, в чаще медведь заломал, недели не прошло с той ночи. Баба его с детишками в деревню к матери вернулась. А на кордоне весной новый лесник поселился. Молодой парень, неженатый. Да только и он недолго там хозяйничал. Следующей зимой в сарае повесился. Третий через год в пургу заблудился, его потом весной в полуверсте от дома нашли. Четвертый в проруби утоп. Когда я в тридцать пятом годе на должность здешнюю определился, мне местные всю эту историю и рассказали. Ну, я к начальству. В деревне, говорю, строиться хочу или увольняйте к такой-то матери! Мне материалы кой-какие подкинули, лес свой, за лето построился. Вот ты говоришь: атеист, ни во что сверхъестественное не веришь, а что об этом деле думаешь? У нас говорят - проклятие вековое на том доме лежит...
Дед внимательно посмотрел чуть в сторону от меня. Да, подслеповат старичок. Чуть сгустились сумерки, он уже и не видит ничего.
- Что думаю о чем? Об истории этой или вообще?
- Об истории, ну и вообще... А о чем ещё? - Степан Матвеевич кивнул на бутыль. - Тебе еще плеснуть кумышки?
- Нет, спасибо. А об истории я думаю, что все может быть, но, скорее всего, у последнего хуторянина крыша от горя съехала, и стал он всех новых жильцов крошить по очереди. Зимой и человека легче убить, и следы заметать сподручнее. Отец его, похоже, у местных авторитетом пользовался, так что их симпатии были в основном на стороне мстителя. А может, и правда - проклятие. Но для того, чтобы в него поверить, нужно отработать все остальные версии...
- Ну, а вообще?
- А вообще я думаю, что вы сами из семьи таких же репрессированных, только из других мест, скорее всего из-под Казани или из-за Урала, что вы не русский и не Степан Матвеевич, больше похоже на то, что из крещеных татар, но здесь я не уверен.
Старик подобрался и посуровел лицом.
- Так ты из этих, из ГПУшников? За Исакичем следить приставлен!?
- Успокойтесь, таких как я, в милицию не берут, а в более серьезные структуры и подавно.
- Что, предки подкачали, не за тех воевали в Гражданскую?
- Да нет, дед в Красной Гвардии начинал в отряде Блюхера. Да и дальше все с анкетами было в порядке, просто для юридического факультета направление нужно получать от соответствующих структур, а мне в эти самые структуры обращаться не хотелось. Вроде как, одалживаться у них. Потом ведь за милость эту отслуживать придется. А я просто Конан Дойла начитался и хотел помогать хорошим людям в борьбе с бандитами. Потом решил стать военным, оказалось, что по здоровью не прохожу. Ну, вот так и попал на геофак. А хочу ли я этой наукой заниматься или нет, так до сих пор и не понял. Просто гонит меня течением, а я и не сопротивляюсь.
И зачем я ему всё это говорю? Сначала огорчил старика, даже напугал, возможно. Теперь вот вроде как сочувствия к себе требую.
- А ты не бери в голову, студент, лучше вливай! - Матвеич снова откинулся не спинку стула, и хитро прищурился. - А как, если не секрет, и на чем ты меня расколол?
- Ну, это было несложно. Во-первых, в легенде на протяжении всего рассказа проскальзывало сочувствие к страннику, хотя он, вероятнее всего, убийца. Во-вторых, только человек, считающий такую месть справедливой, будет строить дом в деревне, вместо того чтобы ставить капканы и спускать на ночь собак. В-третьих, на родине, в Сибири, я много историй слышал о том, как скрывались люди от властей, куда бежали и где устраивались. В-четвертых, человек вы по повадкам деревенский, а русский язык у вас городской... И последнее, самогон ваша хозяйка называет самопалом, как и вся деревня, а вы - кумышкой. Казанские татары и крящены так его кличут. Может, зелье это и ещё где-нибудь тем же манером величают, но лично мне только там это слово слышать доводилось.
Я уже и не рад был, что полез к старику со своей дурацкой логикой. Ну, покивал бы головой сочувственно, развёл руками и вся недолга... Тоже мне, Шерлок Холмс кумышкинского разлива! И откуда дурь эта ко мне проблудилась? Уж не от Обаламуса ли? Это же он с утра до ночи по библиотекам шастал, книги и журналы глотая, как утка зёрнышки. Всё закономерности какие-то искал, выводы делать пытался. Как он там сейчас без меня?
