Михаил Успенский - В ночь с пятого на десятое
Лицо ее изуродовалось неженской и нечеловеческой злобой. Честное слово, я никогда ее раньше не видел и не обижал!
Я и санитаров не обижал! Попробуй обидь таких! Два метра на два! Врачиха обнажила шприц, санитары стали обнажать меня. Тут я от страха вспомнил, что я и сам, поди, Колесников!
- Эй, друзья, полегче! Колесников я!
И негромко вроде сказал. Санитары отпрянули. Один вырвал у врачихи шприц и шарахнул его об пол. Другой покрутил пальцем у виска:
- Психическая! И не лечится!
- Сама лечит! - пояснил другой, растирая шприц в порошок.- Мы за тебя, дуру, сидеть не собираемся! - объявили санитары хором и пошли прочь. Сергей Сергеевич высунул голову из плюша, напугался и втянул ее назад. Врачиха попросила прощенья. Я погладил ее по голове и вышел, застегивая полуснятые санитарами брюки. Потом сообразил, что про врачиху могут подумать плохо, а еще потом решил - ну и пусть думают!
Девять кругов замкнулись. Я снова был на первом этаже. Под ногами были могильные плиты. Уборщица пристраивала пожарный инвентарь обратно на щит. Впереди был только выход, на выходе сидела Грунюшка-дубачка с внуками и картами.
- Ага! - закричала она и указала на меня желтым костлявым пальцем.Уйти ладишься, стрекулист хренов! А того не знаешь, что Страмцова твоего на цугундер взяли и практика его повсеместно признана порочной!
Я набычился, взял свое заявление наперевес и пошел.
- Э-э, - сказала старуха. - Выйдешь, но не прежде, чем сыграешь с нами до трех раз в дурака!
Я с грохотом швырнул заявление об пол, оторвал от пиджака пуговицу и сжал ее в кулаке, а кулак поднял над головой.
- Ложись, гады! Я КОЛЕСНИКОВ!!!
Они побросали карты и залегли. Я перешагнул через тела, рванул дверь и вышел. На улице была ночь. Возможно, с пятого на десятое.
Эпилог
...В квартире моей жили совсем другие люди. Они, конечно, удивились, но все же разрешили мне взглянуть в зеркало на старого старика в лохмотьях. Это был я, Колесников.
Извинился и вышел из своей квартиры. Все верно. Ни секунды не потратил я на ожидание в Управе. Много, очень много времени, сэкономил. Только, к сожалению, не для себя. Все-таки мое время осталось там, как и время многих моих соотечественников. Время, деньги, нервы, жизнь...
Времени было много, а деньги, к счастью, оставались те же самые. И товары в ближайшем хозяйственном магазине остались такие же - ацетон, растворитель, другие легковоспламеняющиеся... Сложил все в авоську, в табачном киоске на последнюю копейку взял спичек и пошел в сторону Управы. Прохожие не обращали на меня внимания. Подумаешь, идет какой-то выживший из ума старец и бормочет:
- Ни один не должен выползти! Ни один!
Но, подойдя к зданию, я вспомнил, что в нем есть еще и четные этажи, где мне не сделали ничего плохого.
