Филип Дик - Скользя во тьме
— Слышь, могу я у тебя чего-нибудь поиметь? — спросил Арктур.
Тут она сразу взяла мрачный тон. Как будто ей не особенно и хотелось. Что, понятно, было липой.
— Мм… а сколько тебе нужно? Вообще-то не знаю.
— Десять штук, — сказал он. По их договоренности штукой была сотня; стало быть, выходил запрос на тысячу.
Когда о сделке договаривались через телефон-автомат, хорошей тактикой считалось маскировать крупную сделку мелкой. При таких количествах они могли договариваться сколько угодно, и власти не проявили бы интереса. В ином случае бригады по борьбе с наркотиками днем и ночью шмонали бы дома и квартиры по всем окрестным улицам, хотя и тогда мало чего бы достигли.
— «Десять», — раздраженно повторила Донна.
— Мне правда хреново, — признался Арктур, изображая потребителя. Не торговца. — Расплачусь потом, когда товар получу.
— Вот еще, — без выражения произнесла Донна. — Я тебе даром отдам. Десять. — Теперь она явно задумалась, не торгует ли он. Похоже, решила, что торгует. — Десять. Почему бы и нет? Скажем, денька через три?
— А раньше?
— Товар…
— Ладно, — перебил он.
— Я загляну.
— Когда?
Она прикинула.
— Вечером, часиков в восемь. Слушай, хочу тебе одну книжку показать. Кто-то в магазине оставил, а я взяла. Классная книжка. Там про волков. Знаешь, что волки делают? Когда волк побеждает своего врага, он его не добивает — он на него ссыт. В натуре! Задирает ногу, ссыт на поверженного врага, а потом сваливает. Такие дела. Особенно они за территорию бьются. И за право потрахаться. Врубаешься?
— Я тут давеча тоже кое на кого нассал, — отозвался Арктур.
— Кроме шуток? Каким макаром?
— Метафорически, — уточнил он.
— Не как в сортире?
— Я серьезно, — пробурчал Арктур. — Я им сказал… — Он осекся. Будь я проклят, подумал он. Слишком много болтаю — так и проболтаться недолго. — Эти мудаки, — продолжил он, — такие типа байкеры, врубаешься? Еще вечно у Фостерс-Фриза тусуются. Ехал я себе мимо а они вякнули какую-то похабень. Я тогда развернулся и сказал им типа… — Так сразу ничего такого не придумалось.
— Можешь мне сказать, — ободрила его Донна, — даже если это что-то совсем мохнатое. С этими типа байкерами надо помохнатее, иначе они просто не въедут.
— Я им сказал, — быстро сочинил Арктур, — что скорее сяду на хуй, чем на «харлей».
— Ага, классно.
— Увидимся у меня дома, как ты сказала, — закончил Арктур. — Пока. — Он уже собрался было повесить трубку.
— А можно я возьму с собой книжку про волков и покажу тебе? Ее Конрад Лоренц написал. Там на обороте сказано, что он главный спец по волкам на свете. Да, вот еще что. Ко мне в магазин сегодня твои соседи по дому заходили. Эрни — не помню фамилии — и этот самый Баррис. Искали тебя, если ты вдруг…
— А в чем дело? — спросил Арктур.
— Твой цефалохромоскоп, который тебе в девятьсот долларов обошелся и с которым ты всегда играешься, когда домой приходишь… Эрни и Баррис насчет него что-то болтали. Они сегодня пытались с ним заняться, а он не работал. Ни цвета, ни цефоузоров — вообще ни хрена. Тогда они решили, чтобы Баррис взял свой набор инструментов и отвинтил нижнюю крышку.
— Черт знает что! — возмутился Арктур.
— И они говорят, он весь раздолбан. Раскурочен. Провода обрезаны, и вообще что-то стремное — типа фигня всякая. Коротухи, сломанные детали. Баррис сказал, что попытается…
— Я сейчас же еду домой, — перебил Арктур и повесил трубку.
Моя законная собственность, с горечью подумал он. И этот мудак Баррис с ней химичит. Тут до него вдруг дошло, что прямо сейчас ехать домой он не может. Прямо сейчас, понял Арктур, я должен навестить «Новый Путь» — кое-что там проверить.
Таково было предписание — обязательное для исполнения.
Глава третья
Чарльз Фрек тоже подумывал о том, чтобы навестить «Новый Путь». Слишком уж его шиза Джерри Фабина достала.
Сидя вместе с Джимом Баррисом в третьем кафетерии «Фиддлерс» в Санта-Ане, он мрачно дурачился со своим пончиком в сахарной глазури.
— Это тяжелое решение, — признался Чарльз Фрек. — Ведь там тебе живо ломки организуют. Будут днем и ночью следить, чтобы ты сам себя не угрохал или, к примеру, руку себе не отгрыз — но ни хрена не дадут. Типа — что доктор пропишет. Реланиум там, к примеру.
Хихикая, Баррис изучал свой патти-мелт, который представлял собой имитацию плавленого сыра поверх поддельного мясного фарша на особом органическом хлебце.
— Что это за хлеб такой? — поинтересовался он.
— А ты в меню посмотри, — посоветовал Чарльз Фрек. — Там написано.
— Если ты туда впишешься, — сказал Баррис, — ты испытаешь симптомы, проистекающие от дисфункции основных жидкостей твоего тела, в особенности тех, что находятся в мозгу. Здесь я главным образом имею в виду катехоламины — такие как норадреналин и серотонин. Видишь ли, все это функционирует следующим образом: Вещество С, а по сути вся вызывающая привычку наркота, но Вещество С в первую очередь, так взаимодействует с катехоламинами, что поражение наносится на внутриклеточном уровне. Происходит биологическая противоадаптация, и это в определенном смысле уже навсегда. — Он отхватил приличный кусок от правой половинки своего патти-мелта. — Раньше принято было считать, что такое происходит только при употреблении алкалоидных наркотиков, таких как героин.
— Никогда смэком не ширялся. От него депрессняк.
Очаровательная официанточка с изрядными буферами и светлой шевелюрой подошла к их столику.
— Привет, — прочирикала она. — Все в порядке?
Чарльз Фрек в страхе на нее глазел.
— Вас, часом, не Патти зовут? — поинтересовался у официантки Баррис, жестами показывая Чарльзу Фреку, что это прикольно.
— Нет. — Она ткнула пальчиком в значок с именем аккурат на правом буфере. — Бетти.
Интересно, подумалось Чарльзу Фреку, как у нее левый буфер зовут.
— Официантку, которая прошлый раз нас обслуживала, звали Патти, — объяснил Баррис, бесстыже разглядывая девушку. — Как и вот этот сандвич.
— Та Патти наверняка отличалась от сандвича. И фамилия у нее была не Мелт.
— Все просто супер, — сказал Баррис. У него над головой Чарльз Фрек ясно видел мыслешар, в котором Бетти срывала с себя все шмотки и стонущим голосом умоляла, чтобы ее как следует оттрахали.
— Только не для меня, — возразил Чарльз Фрек. — Столько проблем, сколько у меня, ни у кого нет.
У массы народу проблем куда больше, — мрачным голосом заметил Баррис. — И с каждым днем прибавляет-Ся- Мы живем в мире болезни, и болезнь все прогрессирует. — В мыслешаре у него над головой тоже наблюдался прогресс.
