Гавриил Одинокий - Место под солнцем (СИ)
— Что ты, что ты, — замахал руками монах, — как можно сравнивать христианнейшую Францию с погаными язычниками. Наш король Шарль VIII Валуа был помазан на царство по всем правилам в Реймсском соборе пять лет назад. А до него правил больше двадцати лет его отец Луи XI. Правда король еще очень молод и пока ему не исполнится 21 год регентом при нем его сестра, Анна Французская с мужем. А парламент подчиняется графу Тулузы и решает в основном земельные и налоговые вопросы. В Париже тоже парламент есть, и он подчиняется королю.
— Прошу прощения, падре, — Николаев извиняюще развел руками, — до наших мест эти новости не доходят, да и вообще, мы уже почти год как путешествуем по святым местам, так что даже счет времени потеряли. Не подскажете какой день нынче?
— Странные вы паломники, — монах преисполнился подозрительности, — как же молитвы–то святым возносите, не зная дней праздничных. Грех это. А день нынче воскресный, августа последний день и год от рождества спасителя нашего тысяча четыреста восемьдесят восьмой.
Борис, который понял числительные без перевода, только присвистнул.
Тем временем, монах собрал остатки еды, заново перепоясался и явно вознамерился продолжать свой путь. Пока он подтягивал упряжь своего мула друзья тихонько обсуждали полученную информацию.
— Да–а–а Костя, попали мы с тобой в средневековье, — Борис был явно шокирован, — ни фига себе. Вот уж не ожидал.
— Война фигня — маневры главное. Придумаем что–нибудь, обмозговать только это дело надо. Как бы нам сейчас еды раздобыть, да и отдохнуть где–то надо. А то загнемся. Давай с ним сейчас до города дойдем, а там и решать будем.
— Принимается, давай договорись с ним.
Бенедиктинец не возражал против попутчиков. Видно путешествие в одиночку не радовало его общительную натуру. Через несколько минут он вывел мула на дорогу и влез в седло. Молодые люди пристроились по сторонам и чуть сзади.
Глава 5
Мул двигался неспешным шагом, не обращая внимания на понукания монаха. Друзья шли молча, краем уха слушая разглагольствования брата Антонина. Константин тосковал об оставшейся в будущем семье и прикидывал, сумеет ли жена справиться без него с бизнесом. Борис чесал в затылке, пытаясь вспомнить все что он когда–либо читал о средневековой Европе.
— Слушай Костя, получается, что война, про которую он говорил — это столетняя война. Она как раз где–то в середине пятнадцатого века закончилась.
— Это что, та в которой Жанна Д'Арк геройствовала?
— Она самая. Надо бы Антошу спросить знает ли он про нее. Не мешало бы выяснить насколько этот мир от нашего отличается.
Константин прервал инока, который пересказывал, неизвестно кому, какие–то подробности из жизни святого Сиприена, и начал задавать вопросы. Монах охотно поведал, что война действительно продолжалась больше ста лет, и что Орлеанская Дева действительно способствовала перелому в ней и была сожжена на костре пособниками англичан по обвинению в колдовстве. А также то, что его святейшество позднее отменил приговор в колдовстве и полностью оправдал ее.
Тем временем, вдоль дороги появились кое какие поля, с которых уже собрали урожай, огороженные камнями пастбища с козами, овцами и редкими коровами. Между ними виднелись крестьянские домишки с тростниковыми крышами. Впереди показалась церковная колокольня. Бенедиктинец показал на нее рукой и объявил, что они уже почти пришли и как раз успеют к обедне.
Сент–Сиприен оказался совсем непохож на город. Так — не очень большое село. Меньше сотни не слишком презентабельных домишек за глинобитными заборами беспорядочно сгрудились вокруг немощёной площади на которой стояло единственное здание из тесанного камня — церковь. Чуть дальше, за окраиной, однако виднелось каменная стена высотой метров восемь, за которой была видна еще одна колокольня. Это и было аббатство ордена бенедиктинцев. Мул, почуяв родную конюшню, сам повернул к воротам и ускорил ход. Друзья последовали за ним.
Подъехав к тяжелым деревянным воротам, крест–накрест окованным железными полосами, брат Антонин стукнул, потемневшим от времени бронзовым кольцом. В воротах открылось маленькое окошко, в котором показалось лицо еще одного монаха. Увидев собрата, он молча кивнул и окошко закрылось. Минуты через две заскрипели плохо смазанные петли и одна створка ворот слегка приоткрылась, пропуская путников. Пройдя ворота, они оказались под каменной аркой. По обеим концам ее, на ржавых цепях висели железные решетки, а в потолке арки были оставлены отверстия с равномерным шагом. Из ниши у ворот выступил монах–привратник и заговорил с братом Антонином.
— Это, наверное, чтобы смолу горячую лить или кипяток, если враги прорвутся через ворота, — Борис кивнул в сторону отверстий, — серьезное оборонительное сооружение по нынешним временам. Кстати, Костя ты с курением воздержись пока. Табака в Европе еще не знают, испугаться могут.
Тем временем монахи закончили свой разговор и Антонин, махнув друзьям следовать за ним, провел их во двор аббатства. Прямо перед ними возвышался собор, раза в два больше деревенского. Справа за галереей просматривались многочисленные двери монастырских клойстеров. Однако Антонин показал им на узкое одноэтажное здание слева от собора и пояснил, что им туда. Это мол странноприимный дом, сиречь общежитие для паломников и там они могут заночевать всего за один денье[8] с носа. А еще за обол[9] они могут получить по миске каши или супа утром и вечером.
— Блин, Костя, — Борис озадаченно повернулся к другу, — у нас же денег местных нет. Что делать будем? Эти денье — они как, медные или серебряные?
— Да, — Константин почесал в затылке, — боюсь, что ни Визу, ни Мастер Чардж они не примут. Мелочь наличная у меня кое–какая есть. И российская и в евриках. Может сойдет?
— Мелочь у меня тоже есть, — Борис расстегнул молнию на маленьком часовом карманчике у пояса и выудил оттуда несколько монет. Глянул на них и быстро сунул обратно, — Боюсь не пойдет. На них же год явно выштампован.
Константин повернулся к монаху и принялся объяснять, что они за время паломничества поиздержались и нельзя ли как–то обойти этот момент с деньгами. Может быть можно отработать плату за постой. Монах в ответ разразился целой проповедью и раздраженно ткнул пальцем сначала в сторону Бориса, а затем указал на Костину правую руку.
— Его опять подозрения одолели, — Костя перевел другу, — мол какие–то мы неправильные паломники. Он мол с нами в пути хлебом поделился, так как Христос делиться завещал, а мы не то, что пожертвование в храм не хотим сделать как все нормальные католики, но даже за ночлег и еду мылимся не заплатить. И не такие мы мол бедные, если ты на шее сарацинский амулет носишь, в котором серебра не меньше чем на пять ливров[10]. И мое кольцо обручальное помянул — золота мол там на два–три экю[11]. Он бы, мол, еще понял бы, если бы это у тебя было распятие. Еще и про одежду с обувью упомянул, что очень даже не дешевая. А я, кстати и не заметил, что у тебя там что–то на шее.
