Андрей Синицын - Eurocon 2008. Спасти чужого
Он поглядел в сторону моря, лишь когда расслышал в наступившей тишине негромкий ритмичный плеск.
– Это, надо полагать, аплодисменты? – Пес скользил взглядом по штрихованным всхолмьям желтых капюшоньих тел. Те, выбравшись из воды «по грудь», восторженно колотили щупальцами по налитой солнцем волне.
* * *
Прошло два дня.
Пес отменно освоился на броненосце. Теперь он знал все его закоулки и мог по памяти перечислить содержимое многочисленных ящичков, корзин-кранцев, лубяных тубусов и шкафчиков.
Ему даже начало казаться, что он сам спроектировал этот корабль. И более того – построил...
Жизнь его, как рассеченный лихим пехлеванским палашом арбуз, развалилась строго напополам – «до броненосца» и «на броненосце». И первая ее часть, та самая, которая «до», с каждой секундой казалась всё более ирреальной, всё дальше уплывала куда-то в туман небытного.
Не теряя времени даром, Пес заделал прорехи, через которые дожди подтапливали котельное отделение корабля.
Дрова быстро высохли на крепком морском ветру, и Пес перенес их вниз, сложив аккуратными поленницами вокруг топок.
Пану Станиславу удалось разжечь топки, развести пары и, спустя полтора часа, он недрожащей рукой повернул главный вентиль.
Весь корабль – от транца до ростральной фигуры сирха – отозвался разнобоем новых звуков. Он скрипел, потрескивал, кудахтал, ныл и, кажется, даже смеялся тихим кашляющим смехом (это клокотала вода в трубах).
Пес опрометью выбежал на палубу, где его ждало отрадное зрелище: колеса, чьи шлицы даже в самом нижнем положении еле-еле касались воды, начали свое медленное вращение, оглашая окрестные бухты хриплым визгом.
«Надо бы смазать!» – по-хозяйски подумал Пес.
Остаток дня он провел в беличьих метаниях по судну. Тут заделать, там замазать, здесь трап этот дряхлый подновить...
Зачем чинить трап, Пес не мог толком объяснить даже самому себе.
К ночи он так умаялся, что заснул прямо в машинном отделении, положив голову на плоский ящик из-под треноги гранатомета.
Сон его был тревожным. Видения лавинами сменяли друг дружку: из детского сада имени Сахаджа Барбази он, как был в школьном комбинезончике и красной шапочке отличника, перемещался прямо в сияющий перламутром огней бар станции «Боливар» на Церере, прямехонько за столик к конструктору Эстерсону, чтобы вставить какую-нибудь глубокомысленную фразу в бесконечный разговор, а оттуда, непонятно где сменив платье, перелетал в эпицентр экзаменационной кутерьмы, под своды Краковского политехнического, в руке – фломастер, под локтем шуршат тестовые задачи, над плечом нависает сердитый пан экзаменатор...
Его разбудил грохот обрушившейся поленницы.
Броненосец заскрипел всем корпусом. Где-то совсем рядом теперь слышался певучий плеск волн.
«Прилив», – сообразил Пес.
Затем последовал еще один толчок, мощнее прежнего, и размаянный сном инженер едва удержался на ногах.
«Да что тут вообще творится?!»
Он выбрался наверх, в глухую предутреннюю ночь.
Далеко на западе закатывалось за горизонт яркое звездное скопление Тремезианский Лев. Почти точно в зените светился спутник Фелиции со смешным именем Ухо-1.
Солнце еще только собиралось всходить, почти ничем, за исключением тонкой белесой нити на востоке, не обнаруживая своих намерений.
Пес оперся о планширь и заглянул под правый борт.
Воды заметно прибыло. Теперь волны цепляли ватерлинию.
Капюшоны, и это Пес заметил сразу, тоже интересовались ватерлинией. По крайней мере в окрестностях броненосца их было не менее десятка.
Их великанские щупальца, при виде которых у Песа, невзирая на все новорожденные дружеские чувства, всякий раз мороз пробегал по коже, шарили по днищу и бортам парохода, как бы обнимая его.
Рывок...
Теперь Пес понимал – это капюшоны перемещают корабль.
«Пытаются, что ли, снять с рифа? Хотят, чтобы я проявил себя как полноценный мореход? Очередное развлечение изобрели?»
Прибывающая вода помогала капюшонам. Спустя полминуты массивная, казавшаяся неподъемной туша корабля вдруг качнулась на нос и ловко заскользила вперед. Хрустело коралловое крошево, скрежетала медь.
Пес видел, как целая чащоба щупалец, обвив железные шипы на баке, энергично помогает кораблю.
Наконец корма грузно плюхнула в воду, громыхнул сорвавшийся со станка фальконет, и инженер понял: корабль свободен.
«Ни минуты покоя... Прямо „Остров сокровищ“ какой-то...» – подумал Пес, припоминая книгу из своего далекого и странного двуязыкого детства.
* * *
Солнце стояло высоко.
Пес развел пары, и теперь броненосец, проворно шлепая шлицами колес, шел за стадом капюшонов на север.
Зачем шел? Пес не знал. Он просто включился в эту игру с неясным (да и существующим ли в принципе?) выигрышем, по правилам которой нужно было делать то, чего хотят капюшоны.
Штурвал корабля находился на юте, на возвышающемся мостике. С точки зрения мореходства это было не очень-то удобно. Пес предпочел бы стоять за штурвалом на главной надстройке, в том самом месте, где сирхи водрузили свою культовую лазерпушку. Обзор оттуда по курсу корабля был значительно лучше.
Однако Пес понимал, чем обосновано решение сирхских архимедов. Дело в том, что устроить надежную передачу усилия от штурвального колеса на перо руля не так-то просто. Чем ближе к корме стоит штурвал, тем надежнее сцепка.
В этом архитектурном неудобстве, однако, был для Песа и приятный момент. Штурвал находился в нескольких метрах от лаза в котельное отделение. А поскольку должности штатного кочегара и капитана на этом судне были вынужденно совмещены, такое расположение значительно сокращало маршрут Песа между рабочими местами.
К счастью, топки у броненосца были достаточно приемистыми, а автоматический клапан перепуска избыточного давления – исправен.
Характер побережья тем временем изменился.
Скалистые горы, которые давеча Пес разглядывал, подступили к самой воде. Они дерзко вдавались в океан, образуя эпической красоты мыс.
Капюшоны явно держали курс на траверз этого мыса.
Что там, за ним? Может, столица сирхов с небоскребами из бамбука и глинобитными автострадами для паровых экипажей? А может, секретная база чоругов, которые, чем черт не шутит, давным-давно наладили контакт с капюшонами как собратьями по исходной среде обитания? Хотя, если сравнивать анатомию, со стороны чоругов было бы логичней дружить с дварвами. «Так сказать, клешня в клешне...»
