Сергей Чекмаев - Везуха
Автомат заглотил бумажный квадратик, как голодный хищник, плотоядно зажужжал чем-то у себя внутри, и вдруг с неприятным звуком выплюнул обратно. Андрей, недоумевая, снова пихнул ненавистный кусочек картона в щель, турникет опять разразился негодующим писком.
— Что случилось?
Бодрая старушка в синем метрополитеновском мундире строго смотрела на Андрея из своей стеклянной конуры. Под изучающим взглядом он проверил, правильной ли стороной вставляет карточку в паз, и снова скормил ее ненасытному автомату.
Запищало в третий раз.
— Молодой человек! — воззвала бдительная стражница, переполняемая решимостью пресечь непорядок. — Что вы там копаетесь?! У вас карточка или закончилась, или просроченная!
— Да я ее только что купил! — попытался возразить Андрей.
— Ничего не знаю. Автомат не берет, сами видите. Может быть, бракованная. Идите в кассу, меняйте.
Андрей представил еще один тайм увлекательной игры «Кто последний?», выругался, полез было за бумажником — сунуть в зубы старушке десятку, но та замахала руками:
— Ничего я у вас не возьму. Не положено. Идите в кассу! Идите, идите!
Как ни странно, к окошечку его пропустили без очереди — профессорского вида толстячок, протянувший было кассирше пачку смятых десяток, испуганно отшатнулся, освобождая место.
— Карточку зажевало. Только что купил, а автомат плюется.
Кассирша, неприступная и подозрительная, долго вертела карточку в руках, потом с усталым видом — в смысле: как вы мне все надоели со своими проблемами! — воткнула ее в паз кассового аппарата. Тот немедленно заверещал еще противнее, чем давешний турникет.
За спиной Андрея грустно вздохнули. То ли робость, то ли воспитание, а может, то и другое вместе мешали «профессору» высказать неудовольствие иным способом. Опаздывает, небось.
Нажав на столе какую-то неприметную кнопку, кассирша холодно процедила:
— Сейчас поменяем. Подождите.
Андрей медленно досчитал до двух, спросил, как ему показалось, с сарказмом:
— И долго мне ждать?
Видимо, сарказм от собеседницы ускользнул, ответила она совершенно невозмутимо:
— Сейчас старший кассир подойдет и поменяет. У нее и без вас дел хватает, одна на всю станцию. Подождите пока. Следующий!
«Профессор», испуганно оглянувшись на заскрежетавшего зубами Андрея, проблеял в окошечко:
— На десять поездок, пожалуйста!
Призывая на всех работников метро небесные кары и жуткие напасти, Андрей живо припомнил рассказанную недавно одним из сослуживцев историю. Речь тогда как раз зашла о проездных карточках, и тот парень, Витя, гордо похвастался, что всегда рвет их пополам перед тем, как выбросить. По должности он был кем-то вроде разъездного курьера, потому подземка для него превратилась чуть ли не в личный транспорт. На недоуменный вопрос «зачем» Витя по очень большому секрету поведал, что метрошные кассиры и старушки у турникетов — та еще мафия. Контролерши, улучив момент, собирают использованные карточки, обычно на одну или две поездки, и возвращают в кассу, где их по второму разу продают новым пассажирам. Те, естественно, не смотрят, чистая ли обратная сторона, а, зажав в кулаке билет, устремляются к турникетам. Обмануть автомат таким макаром, конечно, не удается: он просто выплевывает негодный билет в руки недоумевающему пассажиру, который, понятное дело, идет за разъяснениями к контролерше в красной шапочке с молоточками. Сердобольная бабушка, переполненная состраданием к уставшему человеку, предлагает: «Давайте билет и проходите». Операция повторяется до тех пор, пока билет не придет в окончательную негодность. Подобная схема обычно практикуется вечерами или в выходные, когда наплыв не так велик, но, по уверениям Вити, особо ушлые подземные аферистки управляются и в час пик. Продажу таких карточек в кассе, естественно, не фиксируют, а деньги складывают в отдельную стопочку. В конце рабочего дня прибыль делится пополам.
Над Витей тогда посмеялись, ну сколько, мол, можно заработать в день таким способом? Двадцать рублей? Пятьдесят? Смешно!
А сейчас Андрей только пожалел, что не рассмотрел карточку повнимательнее перед тем как отдать ее кассирше. Кто его знает, а вдруг Витя не так уж не прав?
— Молодой человек! Возьмите билет.
Андрей обернулся, протянул руку к окошечку, и в этот момент из глубины подземных галерей донесся странный, совершенно неуместный для метро звук — глухой хлопок, сдвоенный разгулявшимся под низкими сводами эхом. Будто бы кто-то там, внизу открыл бутылку шампанского.
Машинально взяв карточку, Андрей с удивлением прислушался. Чего-то не хватало, чего-то привычного и естественного. И лишь когда через несколько мгновений оно вернулось, Андрей понял: на доли секунды пропал неумолчный метрошный гул. Нет, тишина не наступила — у подземки сотни и тысячи неустанно крутящихся, грохочущих и лязгающих механизмов. Но этот мертвый технологический шум ухо почти не воспринимает отдельно от шагов, разговоров, крика, покашливаний и дыхания людей — от всего того, что сливается в оживляющий подземку гул человеческого присутствия.
Гул исчез буквально на несколько секунд, когда люди на платформе почему-то разом смолкли, а на переполненных эскалаторах все одновременно затаили дыхание, прислушиваясь, пытаясь понять, что же это был за странный хлопок.
А потом внизу закричали. Закричали страшно, с надрывом, и сразу несколько голосов. Андрей прошел к эскалатору, но механизм уже остановили, и недоумевающие люди медленно спускались вниз пешком, все еще ничего не понимая. Из боковой подсобки, застегивая на ходу кители, выскочили несколько милиционеров. Большинство сломя голову побежали вниз, двое оставшихся перегородили эскалатор.
Высоко под сводом, над головами людей зашипел громкоговоритель. Слышно было, как кто-то набрал полную грудь воздуха, но сказать ему не дали — сдавленный голос на заднем плане произнес нечто неразборчивое: «Нельзя… паника…». Громкоговоритель лязгнул напоследок, и шипение смолкло.
Пассажиры заволновались:
— В чем дело?
— Что случилось?
Хмурый милиционер окинул взглядом сгрудившуюся перед эскалатором толпу и процедил сквозь зубы:
— Взрыв на платформе. Станция закрыта. Выходите.
А снизу уже бежали в панике перепуганные люди. Спотыкаясь и расталкивая соседей, они стремились к заветным дверям с надписями «выход» и «выхода нет», лишь бы скорее покинуть это проклятое место, привычную, за много лет вдоль и поперек изученную станцию, где, оказывается, тоже может произойти что-то невозможное, виденное до сих пор только в выпусках тревожных новостей..
