Айзек Азимов - Совершенный робот (Сборник рассказов)
Обслуживающий персонал Мультивака, гигантского компьютера, с помощью которого решались мировые проблемы, жил в небольшом поселке рядом с ним. Здесь почти все были знакомы друг с другом, и дежурившая по воскресеньям вахтерша тотчас узнала Роджера.
– Иди вниз, по коридору «Л», – сказала она, – Но твой отец, скорее всего, сейчас очень занят.
По случаю выходного народу в коридорах было немного, но по голосам, доносившимся из-за дверей, нетрудно было определить, за какими из них работают люди. Роджер заглянул в несколько комнат и наконец увидал отца.
– А, Роджер, – сказал тот, – боюсь, я занят… Выглядел отец так себе, и, судя по голосу, что-то у него не ладилось.
– Аткинс, – вмешался его начальник, – вы уже девять часов бьетесь над этой проблемой, и пока никакого толку. Лучше сходите с ребенком перекусить, вздремните часок и возвращайтесь.
Предложение явно не вызвало восторга у отца. Атмосфера в комнате была напряженной. Роджер слышал, как Мультивак шумел, жужжал, словно бы посмеиваясь над происходящим.
– О`кей, Роджер, пошли, – отец все же отложил в сторону прибор, известный Роджеру только по названию – анализатор схем, и добавил: – Позволим моим славным коллегам без меня выяснить, что же здесь не так.
Отец вымыл руки, и через пару минут они с Роджером уже были в буфете за столиком с бутылкой содовой, большими гамбургерами и хрустящей картошкой.
– Пап, Мультивак все еще не в порядке? – осторожно начал Роджер.
– Знаешь, – невесело ответил отец, – мы абсолютно ничего не нашли.
– А по-моему, он работает. Я сам слышал.
– Он, конечно, работает, но беда в том, что ответы его не всегда верны.
Программированием Роджер занимался с четвертого класса и в свои тринадцать лет испытывал порой почти ненависть к этому занятию, мечтая, бывало, о том, что хорошо бы жить в двадцатом веке, когда большинство его сверстников знать не знали, что это за штука – программирование. Хотя, с другой стороны, знания иногда здорово ему помогали в общении с отцом.
– А откуда ты знаешь, что Мультивак делает ошибки, если только ему известны правильные ответы?
Отец пожал плечами, и Роджер испугался: вдруг отец скажет, что это слишком сложно объяснять. К счастью, у отца не было скверной привычки уходить от ответа.
– Сынок, у Мультивака мозг размером с большой завод, но все же не такой сложный, как тот, что здесь, – он постучал себя по голове. – Иногда Мультивак выдает такой ответ, что у нас словно бы щелкает в мозгу: «Что-то здесь не так!». Мы запрашиваем его снова и, представь, получаем совсем другой ответ. Если бы в системах Мультивака был полный порядок, на один и тот же вопрос должен бы последовать один и тот же ответ. Раз мы получаем два разных, один из них, естественно, неверный. Весь вопрос в том, какой именно. И еще: мы не знаем, всегда ли мы ловим Мультивак на этом и не пропускаем ли его неверные ответы. Если же это так, то ситуация грозит катастрофой, которая может отбросить нас лет на пять назад. Что-то неладно с Мультиваком, но что именно, мы никак не поймем. К тому же, нарушения прогрессируют.
– Почему? – спросил Роджер.
Покончив с гамбургером, отец принялся за картошку.
– Мне кажется, сынок, – сказал он задумчиво, – разум Мультивака несовершенен.
– Что?!
– Видишь ли, будь Мультивак таким же разумным, как человек, мы могли бы поговорить с ним, обсудив все самые сложные проблемы. А если бы его разум был более примитивным, как у обыкновенной машины, легче было бы распознать неправильные ответы. Вся беда в том, что он как бы наполовину разумен. Как идиот. Достаточно разумен, чтобы делать ошибки очень сложными способами, но недостаточно умен, чтобы помочь нам понять, в чем же ошибка.
Он выглядел ужасно озабоченным.
– И что прикажете делать? Мы не знаем, как сделать его разумнее. Пока не знаем. Но мы не можем себе позволить и упростить его. Мировые проблемы стали очень серьезными, и вопросы, которые мы задаем, тоже очень сложны…
– А если отключить Мультивак, – предложил Роджер, – и капитально его осмотреть?
– Проблем накопилось так много, что это невозможно. Мультивак должен работать днем и ночью.
– Но, папа, если он продолжает делать ошибки, может, все-таки нужно его отключить? Если вы не уверены в ответах…
– Не переживай, дружище, – Аткинс потрепал сына по голове. – Мы что-нибудь обязательно придумаем.
И все же он был очень расстроен.
– Давай кончать, и пошли отсюда, – сказал он.
– Но, папа, – не отступался Роджер, – даже если Мультивак разумен наполовину, почему ты думаешь, что он идиот?
– Если бы ты знал, каким образом мы подаем команды, ты бы, сынок, не спрашивал.
– Пап, а может, вы не правы. Я, например, не такой умный, как ты, но я же не идиот. Может быть, Мультивак вовсе не идиот, а попросту ребенок?
– Забавная точка зрения, – рассмеялся Аткинс. – Но что это меняет?
– Многое. Ты не идиот, поэтому ты не знаешь, как работает мозг у идиота, но я ребенок и, может быть, могу догадаться, как думает ребенок.
– Да?.. И как же он думает?
– Ты говоришь, что вы заставляете Мультивак работать сутками. Машина на это способна. Но если вы ребенка заставите часами делать, например, домашнее задание, он быстро устанет и будет делать ошибки, может, даже нарочно. Почему бы Мультиваку не делать перерыв на час, а то и два, для решения собственных проблем и чтобы отдохнуть от ваших? Пусть пошумит и по развлекается, как ему захочется.
Отец Роджера глубоко и очень серьезно задумался. Потом достал свой карманный компьютер и просчитал несколько комбинаций. Потом еще несколько.
– А что, можно попробовать. Если ввести в интегральные схемы… интересно… Роджер, может, ты и прав. Лучше двадцать два часа полной уверенности, чем сутки постоянных сомнений.
Он оторвался от компьютера и вдруг спросил Роджера, словно бы советуясь со специалистом:
– Роджер, а ты уверен?
Роджер был уверен. Он сказал:
– Папа, надо же ребенку когда-то и поиграть.
Думай!
Think! (1977)
Перевод: А. Новиков
Руки Дженевьевы Реншоу, доктора медицины, были глубоко засунуты в карманы лабораторного халата, и сквозь ткань угадывались сжатые кулаки, но голос ее был спокоен.
– Дело в том, – сказал она, – что у меня все почти готово, но мне требуется помощь, чтобы избавиться от этого «почти».
Джеймс Берковиц, физик, имевший склонность опекать простых физиологов, когда они слишком привлекательны, чтобы быть доступными, привык называть ее Дженни Рен, когда она этого не слышала. Он с удовольствие говорил, что у Дженни Рен классический профиль и удивительно гладкие и прямые брови, если принять во внимание, что за этими бровями расположен столь незаурядный мозг. Однако он усвоил, что не стоит выражать свое восхищение – в смысле классического профиля – поскольку это называется мужским шовинизмом. Лучше было восхищаться умом, но все же он предпочитал не делать этого вслух в ее присутствии.
![Айзек Азимов - Робот, который видел сны [Сны роботов]](/uploads/posts/books/56487/56487.jpg)
