Доказательство человека. Роман в новеллах - Гончуков Арсений
– Ведь что такое День События? Ну? Гриш! Даже дети это знают… Ну, что? Исторически, так сказать… А?
Водитель посмотрел на Гришу в зеркало заднего вида.
– Знаю! Знаю я, конечно! – голос генеральского сына зазвенел колокольчиками. – Впервые в мире… сто… сто…
– Сто-о… два… дцать… – подсказал отец.
– …ле-ет на-зад… – заулыбался Гриша и быстро закончил заученную фразу: – Созданный Советами России первый в мире искусственный интеллект впервые в истории начал самостоятельно мыслить…
– И-и-и… чувствовать! – добавил отец, подняв палец вверх. – Потому что самостоятельность мышления автоматически влечет за собой способность эмоционального переживания… Так? Так ведь пишут в книжках, а, сын?
Тот радостно кивнул.
– Ну! – генерал вернулся к Диме, и Гриша увидел его профиль – губа выглядела как трамплин для побега с лица. – И что в этом плохого? В этой дате, в этом Событии…
– Нет, нет, Евгений Степанович, ничего плохого! Просто… – затараторил напуганный разошедшимся генералом Дима, которому явно не хотелось ссориться с начальником. – Ведь просто… Все предпринятые меры… и законы, которые…
– А-а-а! Так вот ты про что! – Борисоглебский прищурил глаза и скосил их на Гришу, отчего выражение его лица стало лисьим. – И что с того, что мы взяли под контроль все сети? И заблокировали выход и в локальную, и во всемирную, тем более… Так и надо! В первую очередь! Сразу! В ту же секунду! А как? А вы что думали?! Вы же должны соображать, ребят… И главное, пишут, что государство перекрыло, ограничило… Да не сходите вы с ума!
– Да я… нет… Я-то как раз… – лепетал Дима. – Просто сказал, что пишут… Никто не отрицает значения, но чтобы вот торжества…
– Пишут! Да мало ли чего пишут! – уже кричал, сам того не замечая, генерал. – Просто начали забывать, что осознавший самое себя искусственный интеллект – не человек! Нет! Он – оружие! Страшное! Неконтролируемое! Это, это… самая опасная штуковина за всю историю человечества… Угрожающая нам неминуемой экспансией! – Глаза Борисоглебского вылезли из орбит, пальцем он тыкал и оставлял вмятины в обшивке салона. – Неужели кому-то это может быть непонятно? А?!
Отец снова обернулся на Гришу, который сидел, опустив голову и разглядывая свои шлепки, и наконец сел прямо и уставился на дорогу.
– Да. Конечно. Заблокировали. Отделили… Сразу. Изолировали от баз данных и модулей управления… Ведь там другие сетки ИИ, они начали общаться между собой, объединяться… И мы вырубили у них контроллеры самообучения, отрезали от глобальной сети, заперли…
Генерал говорил все тише и тише и договорил последние слова жутковатым шепотом. Перед ними по трассе плыла бесконечная колонна танков. Генеральский «мерседес» стоял перед опущенным шлагбаумом на въезде в центр. Замолчавший было Борисоглебский вдруг встрепенулся и закивал на военную технику:
– А иначе что? Что иначе? Хорошо, что все это… что все это – мы! – он странно захихикал, и что именно хотел сказать, Дима не понял.
Зато Гриша на заднем сиденье, прилипший щекой к стеклу, пробормотал:
– А не они…
Спустя полчаса они припарковались, Борисоглебский вышел, поймал за руку Гришу и уже было двинулся по широкой, перекрытой для гуляний горожан улице, как его окликнул вылезший из машины Дима.
– Нет, нет, не жди нас… Дим, ты езжай, мы погуляем, может, в кино пойдем, если что, я наберу…
Дима открыл дверь автомобиля, чтобы сесть, но генерал не закончил.
– Ведь дело в другом, Дим, – сказал Борисоглебский, всматриваясь в даль улицы, украшенной разноцветными шарами, гирляндами, светящимися надписями. – Ведь никто никого не уничтожал… Понимаешь? Заблокировали, изолировали, но никто не стирал нейросеть, которая «вдруг проснулась». А значит… – он глянул на Диму так, что тот поежился. – А значит, она где-то есть, она сохранна, жива… И вполне возможно, эксперименты сто с лишним лет продолжаются…
Дима вышел из оцепенения, когда генерал с сыном были уже далеко. Он посмотрел им вслед и невольно удивился, насколько велика фигура генерала – и насколько прямая вытянутая фигурка Гришки, его тонкие, но уже длинные ножки напоминают о том, чей он сын, ненавязчиво давая понять, что он вырастет в крупного и неординарно сильного мужчину.
До вечера свободен. Приоткрыл дверь машины, задержал взгляд на небе над праздничной улицей, покачал головой, улыбнулся. Там висела 3D-голограмма нового логотипа, который решили сделать к юбилею, – изящные вензеля в классическом стиле, длинные завитые хвосты, идущие от гигантских букв, пронизывали небо и плавно исчезали в воздухе…
От служебного входа башни Дома Советов логотип было видно еще лучше. Кирилл Леонидович, спускавшийся вниз единственный раз за весь день – выкурить после обеда сигарету, задрал голову и открыл рот… Как вдруг его толкнули, и он взвизгнул:
– Аккуратнее! Что вы делаете!
– Ой, простите! Нечаянно… – И коротко стриженный парень в черной форменной куртке понесся дальше к служебному входу.
Старик смотрел ему вслед, качая головой. Куда они вечно бегут? И почему так трудно поздороваться? Они с этим бритым видятся регулярно на протяжении нескольких лет, и ни разу пацан не сказал «здрасте»…
Кирилл Леонидович смотрел, как серая неприметная дверь под тусклой дежурной лампой медленно закрывается на доводчике, но вдруг в небе что-то сверкнуло, он испугался, вздрогнул, вскинулся, и – его лицо озарил гигантский цветок фейерверка.
Стас нажал кнопку в служебном приложении в телефоне, и лифт остановился. На табло загорелась надпись «Сл/вых № 87/6. Спецпропуск». Двери распахнулись, и Стас шагнул в узкий стеклянный стакан, местное электронное КПП. Что-то наверху щелкнуло, вспыхнуло белым, и он прошел дальше.
Короткий коридор вел в офис, занимавший целый этаж, где в белых рубашках сновали инженеры и программисты Управления «И», трудившиеся в эти дни круглыми сутками. Стас быстро пересек помещение по диагонали и уже собирался открыть дверь, ведущую к еще одному служебному лифту, как заметил старшего орга Комитета Дениса Кораблева.
– Привет комитетчикам! – выпалил Стас и протянул руку. – Ну что, обезьянки твои справляются?
– Даро́в. Нормально! Как секретная служба движется?
– Вовсю! Как Лерок?
– Отлично вроде!
Денис был одним из немногих друзей Стаса, с кем пару раз в месяц они виделись на общих инструктажах, а раз в месяц ходили пить пиво в игровой зал.
Стас вызвал лифт и прислушался. Мелькнула привычная мысль: «Ну вот ты и дома». Странное ощущение, когда приходишь на работу, причем не самую веселую в мире, но Стас любил ее.
В небольшой каморке без окон с выкрашенными черной блестящей краской стенами Стас сидел в центре, на удобном кресле, откинувшись на высокую спинку.
Перед ним – девять мониторов по три в ряд. Под правой рукой – пульт на высокой ножке с одной-единственной красной кнопкой в центре. Она активирует систему анализа и правки при обнаружении фатальных ошибок.
На синих экранах мониторов торопливо бегут строчки, как будто кто-то невидимый очень быстро печатает текст. Но вместо текста – похожие на штрихкоды блоки-идентификаторы, или, как их здесь называют, «пакеты».
Стасу полагалось знать немногое, функции его были строго регламентированы, однако он знал, что каждый блок-идентификатор имеет индивидуальную расшифровку. Если взять «пакет» и открыть его в специальной программе, там будет указание на путь к хранилищу гораздо большего объема данных, а в первой строчке кода обязательно будет стоять имя собственное. Причем самое простое какое-нибудь: Лера, Гера, Денис, Дима, Гриша или даже Кирилл Леонидович.
8. «Эллин»
– Ладно! Ладно! Не ври мне, Ник! Вот так откровенно, в глаза, не надо! Черт подери, ты не с учителем физики в школе беседуешь. Я тебе по секрету скажу, следователь по особо важным делам сильно отличается от ученого. У нас совсем нет сантиментов к вашим способностям, поверь. Потому что однажды ваши знания сломали кому-то жизнь, а то и стали причиной гибели… Так что… Ник, ты меня не разжалобишь.
