Журнал «Если» - «Если», 2000 № 09
Джеффри Фосетт сидел на вышке и пил чай с другом-авиадиспетчером. Выдалась редкая свободная минутка, пока техники из палубной команды поднимали из трюма на лифте его «меч-рыбу». У лейтенанта были прямые волосы песочного цвета и аристократичные черты лица, если не считать чуть вздернутого носа. Репутация у него была геройская: он прославился тем, что всегда всаживал торпеды прямиком в кормовую часть вражеского корабля — как он сам говорил, «в хвостовое оперение». Нехитрый логический зигзаг — и оперение превратилось в Перышко.
Диспетчер Джек Шепард так грохнул чашкой о блюдце, что оно чуть не треснуло. Указывая на волны у правого борта, он сказал:
— Что за чертовщина?
Схватив бинокль, он вгляделся в «чертовщину», почесал в черной курчавой голове, еще раз приставил к глазам окуляры.
— Невероятно! Полюбуйся сам. — И он протянул бинокль летчику. Перышко настроил бинокль и стал переводить его с одного пенного гребня на другой. Здесь, в нескольких сотнях миль от испанских берегов, постоянно штормило. Через пару минут он нахмурился. Что за темное пятно среди пены? И почему оно так странно движется? Голова, уши, даже, черт возьми, кончик хвоста — и все это посреди серо-зеленой Атлантики!
— Кошка, будь я неладен! — Летчик отдал диспетчеру бинокль. — Не иначе, свалилась с пассажирского корабля. У тебя не найдется шлема? На таком ветру без шлема никак.
— Ты что задумал, Перышко? — Шепард покосился на биплан, показавшийся в люке посреди палубы. — Твое корыто вот-вот будет готово к взлету.
— К черту! — огрызнулся Перышко. Он уже спускался вниз по стальной винтовой лестнице. — Никуда не денется. Сперва надо выудить эту кошку из воды. Нельзя, чтобы она утонула!
Он поднял воротник теплой куртки и, с трудом сопротивляясь ветру, двинулся по палубе к борту. При такой болтанке мудрено было удержаться на ногах. Не обращая внимания на яростно машущих ему техников. Перышко добрался до носа, освободил из держателя спасательный круг и бросил его туда, где в последний раз заметил тонущую кошку.
За спиной у Перышка раздались шаги. Он узнал походку хромого Паттерсона, своего стрелка.
— Ты что, перепил? — спросил стрелок скрипучим от виски и курева голосом. — Что-то я не вижу человека за бортом.
— Там не человек, а кошка. — Перышко нахмурился и загородил ладонью глаза от солнца. — Видишь?
— Совсем свихнулся! Если опоздаешь с разведывательным вылетом, старик оставит от тебя мокрое место.
Джеффри Фосетт вглядывался в пену, чувствуя себя набитым дураком. Невыполнение приказа из-за какой-то кошки, тем более в военное время, когда под угрозой человеческие жизни? Да и видел ли он эту кошку?
Белый спасательный круг взлетал на высокие волны и проваливался в глубокие расселины. К кругу приближалось темное пятнышко. Происходило это невообразимо медленно, но Перышко испытал приступ не подобающего военному человеку веселья. Животное выжило в холодной воде Северной Атлантики, что само по себе чудо… Вот оно подплыло к кругу, вот забирается на него…
Летчик стал медленно тянуть за веревку, подводя круг к борту. Кошку могло в любой момент смахнуть с круга волной. Наконец круг пополз вверх по борту. На нем, глубоко вонзив когти в белую пробку, висело спасенное существо.
Перышко дотянулся до круга и втащил его на палубу. На лейтенанта глянули золотые, как старинные монеты, глаза. Он попробовал отодрать кошачьи лапы от круга, но промокшее животное сопротивлялось, глухо рыча.
— Вот и вся благодарность, — прокомментировал ворчун Паттерсон. — Береги лицо — как бы не оцарапала!
— Попробуй оцарапай меня — живо очутишься за бортом, — пригрозил Перышко кошке и достал нож. Перерезав веревку, он понес круг по палубе, как поднос с редкостным блюдом.
— Что ты собираешься с ней делать? — спросил Паттерсон, ковыляя за ним следом.
— Отдам старине Шепарду, а то он заскучал у себя на башне. Когда мы улетаем, он там дуреет от безделья. Пусть отдерет нашу подружку от спасательного круга и восстановит ей силенки чаем с печеньем.
Палубные рупоры издали хрип, перекрывший крики техников и рев прогревающихся моторов.
— Экипажи, внимание! Все взлеты отменяются. Повторяю, отмена плановых воздушных операций по приказу военного министерства. Общий отбой до следующих распоряжений!
Рупоры дружно кашлянули и смолкли. Палубный персонал и летчики непонимающе переглянулись.
— Отмена операций? — Паттерсон, как и все остальные, не поверил своим ушам. — Что случилось? Может, кончилась эта чертова война?
— Держи карман шире, — пробурчал Мэттьюс, выпачканный с ног до головы механик с морковными волосами и веснушками по всему лицу. — Нацистское вторжение, вот что это такое! Немецкие подводные лодки в Темзе, свастика над зданием парламента!.. Если бы это произошло, я бы не удивился.
— Сомнительно, — покачал головой Перышко. — Скорее, дело в немецком корабле, о котором мы слышали по радио.
— Ты о гадине, названной в честь этого пруссака, Отто фон… Как его там?
— «Бисмарк», — прокуренно прохрипел Паттерсон. — Нет, он нам не опасен. Вы что, забыли, что у нас есть «Худ»?
К Перышку подошли несколько человек, чтобы посмотреть на спасенное существо.
— Да здравствует линкор «Худ»! Гип-гип, ура! — дружно проскандировали все, потрясая кулаками.
Перышко, не выпускавший из рук круг с кошкой, не смог поднять кулак, но глотку драл рьяно, вместе со всеми. Вот уже два десятка лет линкор «Худ» оставался символом мощи британского военного флота. Водоизмещение в 42 тысячи тонн и пятнадцатидюймовые орудия превращали его в самый грозный военный корабль в мире.
Но радость на палубе длилась недолго. Громкоговорители снова ожили, чтобы разнести по кораблю трагическую весть.
— К вам обращается капитан корабля. Военное ведомство и премьер-министр страны потребовали, чтобы до сведения личного состава Британских вооруженных сил была доведена следующая информация. Сегодня в шесть часов утра в ходе сражения у берегов Исландии с неприятельским линкором «Бисмарк» и тяжелым крейсером «Принц Вильгельм» потоплен линкор военно-морского флота Его Величества «Худ». Корабль британского флота «Репалс» подобрал трех членов экипажа. Их имена…
Перышко еле удержался на ногах. «Худ», плавучая гора, потоплен и пошел ко дну, как дырявая калоша? Всего трое выживших из огромного экипажа — почти полутора тысяч человек? У летчика застрял ком в горле. Только трое! Гордость Британской Империи ушла на океанское дно, а он возится с какой-то никчемной кошкой…
«Никчемная кошка» противно мяукнула. Перышко уже открыл рот, чтобы разразиться бранью, но тут заметил на шее у спасенной коричневый кожаный ошейник с пряжкой и бронзовой пластинкой. Лейтенант повернул ошейник-и увидел выгравированную надпись: «Линкор Его Величества «Худ».
Летчик сначала покраснел, как рак, потом побледнел, как полотно. Его взгляд прирос к ошейнику мокрой счастливицы. Галлюцинация? Нет, надпись настоящая.
— Не может быть… — прошептал он.
Хотя почему, собственно? Кошек держали на многих британских судах — когда официально, а когда и без разрешения командования. В продовольственных трюмах даже самых современных кораблей вовсю пировали бесчисленные крысы. Неудивительно, что экипаж норовил пронести на борт кошку, а то и нескольких.
И все же Перышко не мог опомниться. Согласно сообщению, «Худ» затонул в море между Исландией и Гренландией. А «Арк Ройял» находился в данный момент всего в нескольких сотнях миль от испанского побережья. Каким образом кошка умудрилась очутиться в трех с лишним тысячах миль от места потопления линкора? Чтобы не сойти с ума, летчик лихорадочно искал объяснение. Возможно, прежде чем оказаться в воде, кошка путешествовала на каком-то другом корабле. Ее куда-то перевозили — то ли с «Худа», то ли, наоборот, на обреченный линкор… Если верно первое предположение, то она заболела или состарилась и подлежала замене, но экипаж не стал снимать с нее ошейник с табличкой — награду за долгую беззаветную службу… Перышко понимал, что это объяснение хромает на обе ноги, но больше ни до чего не мог додуматься.
В следующую минуту оказалось, что ошейником странности не исчерпываются. На левой задней лапе среди светло-серой шерсти обнаружилось черное пятно. Когда Перышко дотронулся до него, кошка болезненно дернула лапой. Ожог! Перышко принюхался. Запах гари!
Летчик представил себе четвероногое, соскальзывающее с палубы подбитого и накренившегося корабля, пушки которого в предсмертной ярости изрыгают пламя. Грохот, дым, горелая шерсть. И нетронутый ошейник…
— Наверное, кок уронил на тебя горячую сковородку в камбузе, — сказал Перышко кошке и тут же понял, что все его предположения не стоят ломаного гроша.
