Джон Мини - Фактор жизни
— Ну и крута! — сказала молодая женщина.
— Из меня, к черту, все нутро вышибла! — отозвался крупный, широкоплечий наголо стриженный мужчина. — Боже мой! А ведь такая кроха…
Под чьими-то шагами захрустел гравий, и появилась монахиня в черном одеянии. Рядом с нею шел маленький мальчик.
Ученики напряженно застыли.
— Будьте благодарны Богу, — монахиня вознесла перст к небу, — за то, что у вас такой учитель.
— Простите, сестра, — сказал широкоплечий.
— Может быть, вам никто раньше и не говорил, но все выпускники Карин имеют наивысшие шансы стать кандидатами в Пилоты.
Ученики переглянулись: это было для них новостью.
— А теперь можно посмотреть, как тренируется Ро? — Лицо малыша светилось от радостного ожидания.
— Одну минуту. Дело вот в чем, — монахиня чуть улыбнулась. — Когда по вашим задницам бьет слепая седоволосая женщина, это неплохой путь, избранный Господом для того, чтобы внушить вам смирение. Бог благословляет вас!
Она взяла мальчика за руку и повела к зданию.
— Видели? — шепнул один из мужчин. — Крутые!.. Даже самая последняя из них.
Гуськом они погрузились в автобус УНСА и поехали в сторону Летной школы.
* * *
Отполированный деревянный кинжал, который держала в правой руке черноволосая девушка, тускло отсвечивал.
Девушка атаковала.
Безо всяких усилий седая женщина двинулась вперед, примерилась и пригвоздила руку девушки к земле. Затем они снова заняли свои начальные позиции, встав на колени, лицом друг к другу.
Девушке было девятнадцать лет. Обе были одеты в белые хаори и черные широкие хакама.
Они снова и снова отрабатывали формальный ритуал: вставание на колени и с колен, со свободными руками и с оружием в руках, а монахиня и мальчик наблюдали за ними с балкона. Затем двое зрителей ушли.
— Твое шиго наге становится лучше, — сказала седая женщина.
От сенсея такая похвала была большой редкостью.
— Спасибо, мамочка! — Черноволосая девушка улыбнулась. — Я никогда не стану таким мастером, как ты.
Карин коротко кивнула, признавая это. Ее дочь, видимо, права: девятого дана, как Карин Макнамара, ей никогда не достичь. Ну и что? У нее свои сильные стороны!
— До встречи, Дороти! — сказала она. Дочь поклонилась и вышла из зала.
После медитации Карин прошла через боковую дверь, ведущую в монастырь. Она никогда не видела простиравшийся внизу сад, но очень хорошо знала его на ощупь и по запахам; она улыбнулась, вдыхая холодный альпийский воздух, и с наслаждением почувствовала на лице теплые солнечные лучи.
* * *
Раздались гудки, и черноволосая девушка взмахнула рукой: голографический куб в центре ее спальни включился.
— Привет, Ро! — Экран заполнила голова и плечи Чоджуна Аказавы. — Как дела?
— Привет, дядя Чо! — Девушка сложила ноги в позе лотоса. — Мама по-прежнему зовет меня Дороти. И вокруг полным-полно этих чертовых монашек… Я преклоняюсь перед их распорядком жизни, но не перед их верой. И все еще жду результатов экзаменов.
Чоджун рассмеялся.
— А кроме этого, — спросил он, — все в порядке?
— Думаю, да, — усмехнулась Ро.
— А я читаю лекции студентам. — Чоджун шутливо поморщился. — Напрямую, в зале. Ты можешь этому поверить?
— Ты же обожаешь это, дядя Чо. Над чем ты сейчас работаешь?
— А вот над этим.
Изображение его лица уменьшилось и передвину лось в сторону, и все оставшееся пространство голограммы заняла текстовая решетка.
— «Самосознание N-мерного континуума»? — Ро увеличила изображение. — Что это?
Движения ее глаз невозможно было уловить.
— Будешь публиковать? — спросила она.
— Чтобы потерять свою должность? — Чоджун горько усмехнулся. — Пошлю без подписи.
— Все равно это произведет фурор. — Да уж, наверняка.
Чоджун Аказава получил степень доктора философии в Техническом университете, когда Карин возобновила здесь свою преподавательскую деятельность, а Ро исполнилось три года. Четыре года спустя, когда Карин и Ро переехали в Швейцарию, Чоджун уже примкнул к адептам становящейся популярной теории соединения, и его научная карьера определилась окончательно.
Ро убрала текст и увеличила изображение Чоджуна.
— Ты сообщишь мне, — попросил он, — когда тебе станут известны результаты экзаменов?
— Конечно, дядя Чо.
— Ну, я тогда отключаюсь. Передай привет Карин.
— Пока! — Ро послала ему воздушный поцелуй. Экран погас.
* * *
Поглощение.
Последние пылинки, уменьшаясь, очень быстро уходят в небытие. Вспыхивают багряные молнии, и корабль исчезает, испаряется, сливаясь со тканью мю-пространства.
Узор разворачивается, адаптируясь к новым структурам; изменения, повторяясь, происходят постоянно по всем уровням, подтверждаемые в бесконечно малую величину времени.
Нежизнь становится жизнью.
В реальном пространстве жизнь — это парадокс: ДНК производит белки, создавая тела, а также самовоспроизводится, создает собственные копии. Фабрика, которая одновременно является проектантом и создателем фабрик. Это совершенно необъяснимый круговорот — что раньше: курица или яйцо, копия или фабрика? — противоречие разрешается только тем, что запуск всего процесса производит внешний, фактор — РНК.
Но в мю-пространстве условия воспроизводства вполне самодостаточны.
Разворачиваются узоры…
Возникает полностью самодостаточный круговорот с обратной связью: нейронные процессы, которые могут постичь сами себя; саморефлексия в чистом виде.
Осознание.
* * *
Статья Чоджуна завершалась некоторыми наблюдениями:
1) О том, что сфера действия кораблей в мю-пространстве снизилась почти до нуля сразу после кончины пилота Дарта Маллигана и оставалась низкой почти в течение двух декад.
2) Что выживший пилот, Карин Макнамара, докладывая о выполнении своего летного задания, отметила внезапное чувство теплой эйфории, благословения любовью буквально перед выходом в реальное пространство.
3) Что данное, помогающее адаптированию самоизменение, отмечалось также многими другими…
* * *
Послышался стук в дверь.
— Войдите, — сказала Ро.
Вошла монахиня, наблюдавшая за тренировкой.
— Ах, это вы, сестра Фрэнсис Ксавьер.
— Поскольку ты уже вернулась домой из колледжа, Ро, — сказала монахиня, — то не сходить ли тебе на вечерний молебен? Это было бы…
— Вы не сдаетесь, да, сестра?
