Александр Казанцев - Пылающий остров
Между ровными стенами, не чувствуя препятствий, мчался ветер. Струи воздуха, вырываясь из переулков, кружились маленькими смерчами, старательно выметая и без того чисто вымытую мостовую.
По тротуару шли Марина и доктор Шварцман. Придерживая левой рукой шляпу, доктор говорил:
— Конечно, я не могу усидеть в больнице. Вы только посмотрите вокруг: каждый делает что-нибудь для общего дела. А вы, может быть, думаете, что я могу спокойно сидеть сложа руки? Ничего подобного! Я не могу спокойно смотреть, как вы ищете заменитель, Матросов гоняется за жар-птицей, профессор превратился в чемпиона комплексного бега и носится вскачь, работая за десятерых. Что же, по-вашему, я не найду себе достойного занятия, чтобы принять участие в общей борьбе с гибелью мира?
Только на секунду доктор отпустил шляпу, и тотчас она помчалась над синим тротуаром, перескочила на оранжевую мостовую и, не соблюдая правил движения, понеслась вперед, задевая и обгоняя автомобили.
Доктор погладил свою блестящую макушку, обрамленную вьющимися короткими волосами, и, глядя вслед улетевшей шляпе, сказал:
— Пускай она сгорит теперь на острове Аренида, куда ее доставит ветер.
— Как же вы пойдете домой без шляпы? — воскликнула Марина.
— А я не пойду, я останусь в лаборатории. Я должен быть при профессоре.
— Доктор, что вы! Кто же на это согласится?
— Вот это меня нисколько не интересует. Я нашел для себя занятие, и с меня совершенно достаточно того, что правительство согласилось вручить мне заботу о здоровье профессора Кленова.
Доктор стал подниматься по лестнице на галерейный тротуар узкого переулочка. Вдали виднелись белые корпуса института и ажурный мостик, переброшенный к нему через улицу.
Вскоре они вошли во двор института. Белые стены проглядывали сквозь сетку зелени.
На аллее показалась угловатая фигура с растопыренными локтями. Седые волосы развевались по ветру.
— А вот и мой профессор Дон-Кихот! Здравствуйте, почтеннейший! К вам прибыл ваш верный оруженосец Санчо-Панса, чтобы не отходить от вас больше ни на шаг.
Профессор был серьезен.
— Здравствуйте, почтеннейший. Право, рад вас видеть, но именно сегодня вряд ли вам удастся не отойти от меня ни на шаг.
— Ничего подобного! Именно сегодня я не отпущу вас ни на минуту.
— М-да!. Может быть, вы избавите меня от необходимости спорить на эту тему?
— Профессор, — вмешалась Марина, — а если доктор прав?
— Что подразумеваете вы под этим, осмелюсь узнать?
— Я хочу еще раз просить вас, Иван Алексеевич, позволить мне провести этот опыт одной.
— Что? — профессор вытянул шею и посмотрел по-ястребиному. — Вы, кажется, изволили сойти с ума? Разве вам непонятна опасность, с которой связано проведение задуманного вами опыта?
— Я понимаю это. Но, может быть, именно поэтому… но одному из нас… то есть вам… лучше не принимать участия в опыте, не подвергать себя опасности, — произнесла Марина, подыскивая слова.
Разговаривая, все трое подошли к зданию, где помещалась лаборатория Марины.
— Марина Сергеевна, — сказал профессор сухо, — мне не хочется снова возвращаться к спору, на который нами затрачен не один день. Каждый час, осмелюсь напомнить об этом, может стоить тысяч и тысяч человеческих жизней. Веру в успех теряют даже выдающиеся люди. Надо решиться: или опыт провожу я, как мне уже приходилось настаивать, или мы проведем его вместе под моим руководством.
— Вот именно вместе! — вмешался доктор. — Мы проведем этот опыт втроем.
— То есть как это «втроем»?Не расслышал или не понял? — склонил голову Кленов.
— Очень просто, втроем: вы, профессор, ваш ассистент и я, доктор, к вам приставленный. Вы не смеете подвергать себя опасности в моем отсутствии.
Профессор в изумлении уставился на доктора. Ветер вытянул в сторону его длинную бороду. Покачав головой, он вошел в вестибюль. Уже давно он понял, что спорить с доктором бесполезно.
В коридоре им встретился академик, директор института. Профессор подошел к нему.
— Итак, решено, Николай Лаврентьевич: мы с Мариной Сергеевной проведем опыт, — он пожевал челюстями. — Теперь, Николай Лаврентьевич, вот о чем: направление работы для всех восемнадцати лабораторий мною дано. М-да!. - профессор задумчиво погладил бороду. — Если заменитель найдут уже после нас или Матросов привезет радий-дельта, сверхпроводники покрывайте с исключительной тщательностью. М-да!. Вы уж сами за этим последите. Вот-с… Словом, я полагаю, что наш возможный… м-да, уход с работы не повлияет на ее результаты… Кажется, все. Дайте я вас поцелую, дорогой Николай Лаврентьевич. Продолжайте свои работы! У вас огромная будущность…
У самых дверей лаборатории Садовской профессор обнял директора, потом обернулся к доктору:
— Исаак Моисеевич, дайте я вас обниму. Вы, может быть, думаете, что я вас не полюбил? Ничего подобного!
— Виноват, — сказал доктор и оттащил директора в сторону. — Я извиняюсь, товарищ директор, скажите: с этим экспериментом связана смертельная опасность?
— Да, — сказал тихо академик, — при неосторожности или ошибке грозит смерть, но это единственный шанс. Мы долго не решались на этот опыт, но…
— О, теперь я понял все. Я тоже отправляюсь с ними.
— Вы? — удивился академик.
— Нет, не я, а доктор Шварцман, которого правительство наделило соответствующими полномочиями.
— Это невозможно.
Доктор посмотрел на академика с сожалением.
Около дверей лаборатории собралось много сотрудников. Все они с расстроенными, тревожными лицами наблюдали сцену прощания.
Открылась дверь, вышел один из лаборантов.
— К опыту все готово, — сказал он.
— Итак, Марина Сергеевна, — встрепенулся профессор, — не мешкая…
— И я! — воскликнул доктор.
Профессор взглянул на него, склонил голову и вздохнул.
Марина подбежала к одной взволнованной научной сотруднице и сунула ей в руку записку.
— Дмитрию! — прошептала она.
Дверь закрылась за тремя людьми, вносящими свою долю в общую борьбу.
Директор молчал, расхаживая по коридору.
К нему никто не подходил, так как все знали, что происходит в его душе. По всему институту из лаборатории в лабораторию передавали, что опыт начался, и на мгновение остановились работы, задумались сотрудники, тревожно было на сердце у всех.
В лаборатории было тихо. Кленов задумчиво смотрел на согнувшуюся над столом девушку. Доктор молча сидел в стороне.
Кленов оглядел лабораторию. Привычная обстановка напомнила другую лабораторию, отделенную несколькими десятилетиями. В лакированной стене вырисовывалось отражение старика. Неужели это он, Кленов? Может быть, это его старый учитель профессор Баков или Холмстед? Давно-давно не возникали в сердце старика запретные воспоминания. Подождите… Как это надо подглядывать за летающими деревьями?. И почему тают в небе облачка? Все погибло тогда: и старый ученый, и она, полная жизни, любви… Виной всему были те же сверхпроводники. По ним пропустили тогда ток выше предельной силы.
