Вячеслав Назаров - Вечные паруса
Но прошел, час, другой, третий - а Нины все не было.
Седое хмурое утро повисло над морем. Свинцовая гладь воды, не тронутая ни единой морщиной, черное щетинистое темя злополучного острова, белый кругляшок надувной лодки около... И надо всем тяжелое сырое небо без просветов.
Пан то сидел, сцепив руки и уставившись в одну точку, то принимался ходить у борта, нарочно не глядя на воду. Гоша безнадежно прощупывал биноклем горизонт. Толя, как заведенный, методично включал и выключал по очереди тумблеры аппаратуры - уже не вслушиваясь, а просто, чтобы что-то делать. Остальные тоже занимались чем попало. А часы все выстукивали и выстукивали нудные пятиминутки. Только эти щелчки и нарушали тягучую тишину.
И тут до Карагодского стала доходить вся серьезность происходящего. Вспышка мальчишеского энтузиазма быстро угасала, а решимость начать "новую жизнь" принимала все более туманные формы.
Если с Ниной что-то случилось, будет грандиозный скандал. Не миновать долгого разбирательства - может быть, даже судебного! - и виноват будет прежде всего Пан. Ему не оправдаться оригинальными теориями и смелыми научными предположениями - человеческая жизнь дороже любого эксперимента. Даже записка, оставленная ассистенткой, не оправдание. Пан - руководитель группы, он обязан организовать работу так, чтобы исключить всякую опасность. А ведь Нина пошла на риск потому, что верила в сумасбродные идеи шефа.
Сумасбродные? Но ведь и он, академик, чуть было не поверил в них, даже попытался развить и продолжить...
Чушь. Он с самого начала был против. Он просто старался быть объективным - и только. Пан не захотел его слушать, фанатически следуя своей идеалистической концепции. В результате - человеческая жертва...
Может быть, позвонить Столыпину и доложить обо всем?
Карагодский исподлобья посмотрел на Пана. Тот выглядел сильно встревоженным, но отнюдь не отчаявшимся. Казалось, он знал нечто, Карагодскому неизвестное. Может быть, у них была все-таки какая-то договоренность с этой девчонкой?
Надо подождать. Иначе можно попасть впросак.
Где-то в глубине шевельнулась и сразу исчезла тень запоздалого сожаления: глупая история, если бы не она, все могло быть по-другому...
Нет, немедленно поправил он себя. Ни в коем случае. В науке нельзя поддаваться чувствам. Идеи Пана опасны в своей сути, ибо направлены против незыблемых основ. Очень жаль, что он проявил слабость, на минуту поддавшись их мишурному блеску. Хорошо, что об этой минутной слабости никто не знает. И не узнает никогда, ибо эти минуты больше не повторятся. Он останется на страже. В конце концов, прозвище "Апостол" не так уж обидно...
- Плавник...
Гоша произнес это слово очень тихо, но оно громыхнуло набатом. Все повскакали с мест, разом зашумели, а Пан схватился за Гошин бинокль, чуть ли не вырывая.
- Да нет же... - Гоша вежливо, но решительно отвел руку Пана. - Это плавник акулы.
Люди замерли и смолкли, и вновь наступившая тишина сгущалась с каждой секундой, пока не стала почти осязаемой.
Теперь акула была видна без бинокля. Высокий плавник чертил упрямую прямую, и прямая эта упиралась в белое пятно надувной лодки.
Матрос в лодке тоже увидел акулу. В его руке полыхнула синяя молния, и до корабля долетел сухой треск разрядившегося импульс-пистолета. Плавник исчез.
- Промазал, - шепотом констатировал Толя. - Ушла в глубину, стерва.
Шли минуты, но акула не появлялась.
- Тертая, - Гоша опустил бинокль. - Теперь не выплывет.
- Может, уйдет?
- Вряд ли. Если она явилась на глаза, значит, что-то почуяла. Попусту эти гадины к людям не подплывают. Боятся. А если она уж почуяла, то будет кружить в глубине хоть сутки.
- Может, взять акваланг да поискать ее? - предложил Толя. - Всыпать ей тройной заряд. Я смотаюсь, а?
- Бесполезно. Легче найти иголку в стоге сена. Да и опасно. Они, правда, редко нападают первыми, но если Алик задел ее выстрелом, то у нее порядком испорчено настроение.
- Что значит - опасно, черт подери? А если...
Он не договорил того, что вертелось у него на языке, и с немой просьбой посмотрел на Пана. Пан болезненно поморщился и отвернулся.
- Нет, Толя, я не разрешаю. Довольно сумасбродств на сегодня. Если Уисс с Ниной, им не страшны никакие акулы. А если нет... В конце концов, у Нины тоже есть импульс-пистолет.
- А если нет?
- Глупости. Импульс-пистолет входит в комплект акваланга. И довольно об этом. Будем ждать. Ничего другого не остается.
Небо заметно поголубело, потом к голубизне примешался прозрачный тон янтаря. Восток горел, и растущий пожар окрасил воду.
Когда из-за острова наискось ударили солнечные лучи, стало как-то менее тревожно. Хотелось надеяться, что солнце рассеет ночные страхи с промозглым туманом.
Солнце не обрадовало Карагодского. Оно уже ничего не могло изменить. Жизненные принципы академика выдержали испытание - теперь он не сомневался в их универсальной неуязвимости. Чем бы не кончилась это история - победит он, Карагодский. Победит здравый смысл.
Привычным жестом он полез в карман за очками, но вспомнил, что пиджак остался в каюте. Как-то сразу стало зябко.
- Прохладно что-то...
Ему никто не ответил. Карагодский сделал шаг к двери. В этот миг с лодки раздался крик. Все бросились к борту.
После долгожданного Гошиного "все в порядке" - без бинокля трудно было разглядеть, что происходит в лодке - многочасовое напряжение разрядилось бестолковой суетой. Все говорили враз, не слушая друг друга, и говорили без умолку.
Карагодский, прищурясь, смотрел на приближающуюся лодку и молчал. Благополучный исход не менял дела. Там, в пиджаке, у него есть бумага, которой будет вынужден подчиниться даже Пан, потому что на ней - печать Академии наук. Правда, там только подпись Столыпина и довольно туманная фраза - "в исключительном случае...". Но разве эта история - не исключительный случай?
Мертвая акула всплыла немного позже, прямо перед носом лодки. Видно было, как Нина закрыла лицо руками, а матрос, заложив вираж, оглянулся назад, на искромсанную тушу чудовища, и уважительно покачал головой.
И тут грянул гром.
Грохочущий раскат тряхнул корабль и поплыл дальше басовой дрожью замирающего гигантского камертона. У самого горизонта, в полукилометре к северу от острова, возникло нечто, странно напоминающее гриб атомного взрыва - только гриб этот был небольшой и совершенно белый, без единой вспышки огня.
- Смотрите!
На Толин возглас никто не обратил внимания - все и так смотрели на белый опадающий фонтан во все глаза.
- Да оглянитесь же!
Толя смотрел назад, в глубь лаборатории. Там что-то наливалось алым свечением. Вначале показалось, что вспыхнули предупредительным огнем индикаторы радиоактивности. Но когда глаза привыкли к полумраку, по площадке пронесся легкий вздох.
