Айзек Азимов - Звезда по имени Галь. Земляничное окошко
У основания ракеты возник огненный шар. Тяжеловесная башня словно чудом поднялась в воздух, миг будто стояла на огненной колонне — и скрылась из глаз.
На экране опять была студия, диктор объяснил, что фильм, который мы только что видели, снят позавчера. А сегодня уже известно, что третья ступень ракеты успешно прилунилась на южном берегу Моря Ясности. И он показал на большой лунной карте место посадки.
— Отсюда передатчик, получивший прозвище Чарли-Ракета, несколько месяцев будет сообщать научные данные. А сейчас, леди и джентльмены, мы предоставим слово самому Чарли-Ракете. Слушайте Чарли-Ракету!
На экране появился циферблат часов, несколько секунд было тихо.
— Вот здорово, дядя Гай! — прошептал мой сын.
— Знаешь, Эми, у меня даже голова кружится, — сказала жена.
И вдруг на экране возник лунный пейзаж, совсем такой, как всегда рисуют. И зазвучал голос автомата:
— Говорит Чарли-Ракета с места посадки у Моря Ясности. Привет, Земля! Сначала я на пятнадцать секунд дам панораму Гор Менелая. Потом на пять секунд направлю объектив на Землю.
Телекамера медленно поворачивалась, перед глазами торжественно проплывали застывшие, устрашающие дикие горы. В конце этого кругового движения передний план пересекла тень от вертикально стоящей третьей ступени ракеты.
Внезапно камера метнулась прочь, мгновение настраивалась на фокус — и мы увидели Землю. В этот час над Калифорнией Луна еще не взошла. Мы смотрели на Африку и Европу.
— Говорит Чарли-Ракета. До свидания, Земля.
Ну, тут экран погас, и на террасе поднялась кутерьма. Гай, огромный взрослый дядя, утирал слезы радости. Женщины обнимали и целовали его. И все разом что-то кричали.
При помощи биоускорителя я сократил срок зародышевого развития планерят до одной недели. Потом, опять же с его помощью, ускорил их дальнейшее развитие и рост: младенец за месяц становился взрослым. Волею случая почти все первые младенцы оказались самочками, так что дело пошло очень быстро. К весне у меня было уже больше сотни планерят, и я выключил ускоритель. Теперь пускай сами заводят детенышей.
Я составил для них язык и, пока самки в биоускорителе ожидали потомства, учил самцов. Они говорили мягко, тоненькими голосами, багаж в восемьсот слов, видимо, ничуть их не обременял.
Жена с ребятами на неделю поехали на побережье, я воспользовался случаем и украдкой вывел самого старшего самца и двух его подружек из лаборатории. Усадил их рядом с собой в джип и повез в укромную лощинку на нашем ранчо, примерно за милю от дома.
Все трое изумленно озирались по сторонам и трещали без умолку. Показывали на все кругом и одолевали меня вопросами, как на их языке называются дерево, камень, небо. “Небо” далось им не сразу.
Только теперь, вне стен лаборатории, я вполне оценил, до чего хороши мои планерята. Они на диво подходили к рощам, холмам и долинам Калифорнии. Порой они взмахивали руками, распрямляли шпоры — и распахивались великолепные крылья.
Прошло почти два часа, прежде чем самец поднялся в воздух. Позабыв на минуту о новом незнакомом мире, который так забавно и любопытно было осматривать, он погнался за подружкой. Она по обыкновению только того и хотела, чтобы он ее поймал, и неожиданно остановилась у подножья невысокого бугра. Он, наверно, хотел прыгнуть за нею. Но, когда он развел руки, шпоры расправились и золотые крылья рассекли воздух. Охотник внезапно взмыл над беглянкой. Ветерок подхватил его, понес выше, выше, и на долгие секунды он повис в тридцати футах над землей.
Он повернул ко мне жалостную рожицу, испуганно нырнул вниз головой, и его понесло прямиком на куст терновника. Невольно он отпрянул, золотой молнией метнулся к нам и свалился в траву.
Обе самочки подбежали к нему раньше меня, гладили его, суетились, так что я не мог до него добраться. Вдруг он взвизгнул, громко засмеялся. И пошла потеха.
Они учились с блеском и очень быстро. Они созданы были не для полета, а для того, чтобы планировать, скользить на крыле. И вскоре они уже овладели этим искусством: проворно вскарабкаются на дерево, прыгнут — и плывут по воздуху сотни футов, описывая изящные виражи, петли, спирали и, наконец, мягко приземляются.
Я громко рассмеялся, предвкушая счастливые минуты. Подождите, пока первую парочку представят шерифу! Подождите, пока в наши края прикатят репортеры из “Кроникл” и увидят все это своими глазами!
Понятно, планерятам не хотелось возвращаться в лабораторию. Среди холмов струился ручеек, в одном месте он разливался вполне приличным озерком. Малыши забрались туда и стали шлепать длинными руками по воде и усердно мыть друг друга. Потом вылезли и растянулись на спине, раскинув крылья во всю ширь, чтобы просохли.
Я смотрел на них с нежностью и думал, разумно ли оставить их тут. Что ж, рано или поздно этого не миновать. И сколько бы я ни объяснял им, как надо себя вести, чтобы выжить, толика практического опыта будет куда полезней. Я подозвал самца.
Он подошел, сел на корточки, локтями оперся оземь, руки скрестил на груди — видно, готовился к обстоятельной беседе. И заговорил первый:
— Пока не пришли краснокожие люди, мы жили в этом месте?
— Вы жили в таких же местах, повсюду среди гор. Теперь вас осталось очень мало. За то время, пока вы были у меня в доме, вы, естественно, забыли, как надо жить под открытым небом.
— Мы опять научимся, мы хотим остаться здесь.
У него была такая серьезная, озабоченная рожица, что я протянул руку и ободряюще потрепал его по гривке.
Над нами послышался шелест крыльев. Два лесных голубя пролетели над ручьем и скрылись в ветвях дуба на другом берегу.
— Вот ваша пища, если только вы сумеете их убивать, — сказал я.
— А как?
— На дереве ты их вряд ли поймаешь. Надо подняться повыше и поймать одного в воздухе, когда они полетят прочь. Как по-твоему, сможешь ты подняться так высоко?
Он медленно осмотрелся, словно измеряя взглядом ветерок, что играл в ветвях и пробегал по траве на склоне холма. Казалось, он летал уже тысячи лет и теперь обращается к извечному опыту.
— Я могу подняться вон туда. И могу немного продержаться. А они долго просидят на дереве?
— Может быть и нет. Посматривай на это дерево, вдруг они снимутся, пока ты будешь взбираться по стволу.
Он отбежал к соседнему дубу и начал карабкаться наверх. Вскоре он уже спрыгнул с макушки, метнулся вдоль по лощине, и почти тотчас его подхватило теплым током воздуха, восходящим по склону холма. В мгновение ока он очутился уже на высоте примерно двухсот футов. Повернул над вершиной холма и направился обратно к нам.
