Роберт Хайнлайн - Луна жестко стелет
Райт воткнулся.
– Интеллигенция убеждена, что основные гуманные принципы, применяемые неукоснительным образом, обязывают нас…
– Слышь, ты, зануда жизни? – говорю. – Ты ухом слушал или брюхом, что президент говорит? Новости только что пришли. Откуда же ты знаешь, кто и в чем убежден по этому поводу?
Он в краску ударился.
– Гаспадин президент! Что за выражения? Здесь переходят на личности!
– Мануэль, прекрати обзываться.
– Пускай он сначала прекратит. Он просто словечки покрасивше выбирает. Что он несет про атомные бомбы? Нет у нас никаких атомных бомб, и вы все на этот счет в курсе.
Вид у профа был ошарашенный.
– Сам недоумеваю, откуда это пошло. Так говорится в сообщении. Но больше всего меня ставит в тупик то, что мы все наблюдали по видео: это же очевидная картина атомного взрыва!
– Ах, вон оно что! – повернулся я к Райту. – Эти ваши больно умные дружки не просветили вас, что бывает, когда несколько миллиардов калорий выделяются в долю секунды в одном месте? Какая при том температура делается и какое излучение?
– Иными словами, вы признаете, что действительно применили атомное оружие!
– О, готтсподи! – у меня аж голова заболела. – Ничего подобного не говорил. Трахни по чему-нибудь – искры полетят. Элементарная физика, известная всем кроме интеллигенции. Мы просто высекли самую здоровенную искру, какую только. люди в силах высечь. Вот и всё. Жуткая вспышка. Тепло, свет, ультрафиолет. Может, даже рентгеновские лучи маленько, точно не скажу. Но насчет гамма-излучения сильно сомневаюсь. Бета – и альфа-излучение категорически исключаются. Просто резкое выделение механической энергии. А насчет атомной энергии – ерунда в чистом виде.
– Вы получили ответ на свой вопрос, мистер министр? – спросил проф.
– От подобных объяснений вопросы только множатся. Например: эта бомбардировка выходит далеко за пределы того, что утверждено советом министров. Вы сами наблюдали изумление на лицах зрителей, когда эти ужасные вспышки появились на экранах. Однако министр обороны заявляет, что имеет место продолжение всего этого ужаса, причем каждые двадцать минут. Я полагаю…
Я глянул на часы.
– О! Еще штуку влепили в гору Шайенн.
– Вы слышите? – сказал Райт. – Вы слышите? Он еще этим и похваляется! Гаспадин президент, эта бойня должна быть немедленно прекращена!
Я сказал:
– Слышь, ты, зану… то есть министра жизни! Ты что, не считаешь ихний штаб космической обороны военной целью? Ты на чьей стороне? На нашей или на ихней?
– Мануэль!
– Обрыдла мне эта чушь! Мне было приказано – я исполнил. А от этой зануды жизни извольте меня избавить! – говорю.
Все поразились, молчат, а потом кто-то тихо сказал:
– Не позволено ли будет высказать мнение?
Проф оглядел всех по очереди.
– Если у кого-нибудь имеется мнение, способное унять эту неподобающую сцену, буду очень рад его выслушать.
– Мы очевидным образом не располагаем достаточной информацией относительно воздействия этих бомб. Мне кажется, что нам следовало бы замедлить это двадцатиминутное расписание. Растянуть его, скажем, в почасовое. А на ближайшие два часа воздержаться, пока не придут дополнительные известия. Тогда можно было бы воздержаться от атаки Великого Китая примерно еще в течение двадцати четырех часов.
Почти все одобрительно закивали и забормотали:
– Разумная мысль! Да! Не будем торопить события.
– Что скажешь, Мануэль? – спросил проф.
Я огрызнулся.
– Проф, вы же сами знаете ответ! Не взваливайте это на меня!
– Может, и вправду знаю… Но я устал, меня запутали, и я просто не припомню. И вдруг Ваечка отозвалась.
– Мануэль, объясни. Я тоже нуждаюсь в объяснении.
Ну, я решил навстречу пойти.
– Этим ведаем не мы, а закон тяготения. Можете сесть за компьютер и получить точный ответ, но следующие полдюжины зашмаляний уже не отложить вообще. Самое большее, мы можем отпихнуть от целей, но тогда есть риск дать по какому-нибудь городу, который мы не предупредили. И в океан я поддать не могу: слишком поздно. Гора Шайенн лежит в глубине материка на тысячу четыреста кэмэ. Что касаемо растянуть расписание до одного в час, то это дурость. Это вам не капсула в трубе, где есть экстренный тормоз. Это же падающие каменюки. И они куда-нибудь да должны зашмаливаться каждые двадцать минут. Можете шмалять по горе Шайенн, где сейчас уже ничего живого не осталось, а можете шмалять куда-нибудь в другое место – вот уж тогда наубиваете прорву народу. Мысля отложить удар по Великому Китаю на двадцать четыре часа – это такая же дурость. Пока что я могу отвернуть наши штуки от Великого Китая. Но притормозить их я уже не могу. Если отверну, то мы их потратим без толку. А те, кто думает, что у нас стальных обечаек до и больше, пусть лучше мотанутся на старт катапульты и своими глазами глянут.
Проф только лоб трет.
– Я считаю, на все вопросы получены удовлетворительные ответы, по крайней мере для меня.
– А для меня нет, сэр!
– Сядьте, гаспадин Райт. Вы заставляете меня напомнить вам, что ваше министерство не является членом военного Совмина. Если вопросов больше нет, – а я надеюсь, что их нет, – я откладываю настоящее заседание. Нам всем надо отдохнуть. Так что позвольте…
– Проф!
– В чем дело, Мануэль?
– Вы так и не дали мне закончить доклад. К вечеру завтра или утром в воскресенье мы крепко словим.
– Каким образом, Мануэль?
– Будет либо бомбежка, либо, возможно, десант. Два крейсера оттуда валят.
Это насторожило. И проф устало сказал:
– Общее заседание правительства откладывается. Остается военный Совмин.
– Секундочку, – говорю. – Проф, когда мы посты получали, у вас должны были остаться заявления об отставке без даты.
– Верно. Но, я надеюсь, ни одним из них я не воспользуюсь.
– Одним воспользуетесь. Причем в ближайшее время.
– Мануэль, это угроза?
– Считайте, как хотите, – говорю и на Райта пальцем тычу. – Либо эта зануда отвалит, либо я отвалю.
– Мануэль, тебе выспаться надо.
А я только слезу смахнул.
– Вот именно! И как раз собираюсь. Причем сию секунду! Найду где-нибудь в комплексе раскладушку и где-нибудь приткнусь. Часиков на десять. А после этого, если всё еще останусь министром обороны, вы меня разбудите. А не останусь, можете не будить.
На этот раз все, на вид, поразились. Ваечка подошла и рядом встала. Ничего не сказала, только руку мне в руку вставила.
Проф сурово сказал:
– Всех просят оставить помещение кроме военного Совмина и гаспадина Райта.
