Максим Лучинин - Повестка в космос
Притаившийся сон, испуганный воплями аборигена, выбрался из укрытия, захватил обратно сознание, залил глаза патокой… И я вздрогнул, резко поднял голову. Неловко перевернувшись, плюхнулся на зад, щуря глаза. Голова гудела. По ладони пробежала волна иголочек, онемевшие пальцы стерли прилипший к лицу песок. Опять этот сон! Невольное пробуждение оборвало его, он попытался начаться снова, и от этого запомнился еще ярче.
Желтый камень, ползущие по нему полосы песка. Песок струится волнами, наталкивается на груду коричневой мешковины, чуть поодаль еще одна. Песок скапливается холмиками, заползает на складки, стекает ручейками вниз по изгибам ткани. Я приближаюсь к ближней куче, наклоняюсь. Приподнимаю край — в лицо ударяет волна гадостной вони. Брошенный на камнях кусок материи полон черной гнили. В ужасе я отшатываюсь назад. Что-то попадает под ноги, отлетает с глухим стуком. Оборачиваюсь и вижу на земле маску и страх захватывает разум. Страх от того, что это тепер моя маска. Дрожащие руки поднимают темный кусок дерева. И хотя внутри меня жуткий голос орет: «Нет!» руки прижимают маску к лицу, и она сливается со мной. «Нет!»
— Нет! Ты вернешься! Я знаю, я верю-ю-ю! Звездой ты зажжешься, и в чудо поверю-ю-ю!..
— Малыш, кончай орать! — крикнул я. — Что за хрень ты поешь? Уши вянут!
Он счастливо и издевательски засмеялся.
— Любил я тебя, как солнце, как возду-у-х! Зачем ты ушла… — Я швырнул в него кроссовкой. Ффыррр!; Стайка черных птах порхнула в стороны, уселась на песке. Маленькие, странные создания. Они шевелились, вертели головами. Непонятно, самостоятельные они существа или нет. Не покидало ощущение, что все; они двигаются странным связанным образом, будто управляются за ниточки одним кукловодом. Чем-то походило на стаю воробьев, дружной компанией щебечущую на асфальте или в листве кустов, — единое целое, которое может в один кратчайший миг рвануться прочь всей массой, и непонятно, как им удалось мгновенно договориться о взлете.
Копошась в песке, фигурки стали приближаться друг к другу, ближе, еще ближе, взлетели! И на песке снова сидит Малыш — ужасная пародия на меня, на Снупа, на Ари. Слепленная, созданная из отдельных существ, но чертовски умная и умеющая намного больше, чем составляющие ее создания. Малыш не спеша поднялся, зашагал от меня прочь, продавливая песок длинными, как у цапли, конечностями. Марабу хренов…
Растерев лицо, я невидяще уставился в лазурную даль океана. Легкие облачка красили глубокую синеву неба. Солнце в зените сливало вниз потоки тепла. Полупрозрачная, всходила Астарна, приподняв огромный, будто запорошенный снегом полукруг над горизонтом.
Как далеко отсюда Эр-салах! Алья-геста, пустынная планета, выжженная солнцем, теперь абсолютно никому не интересна. Останки древоликих замело песком, только разрушенный рейл, вероятно, все еще чернеет средь развалин изуродованной спиной. И никто из живущих в той галактике никогда не узнает, что же произошло на этой древней планете… Боги ушли, умерли, сгнили. Мир рассыпался, распался. «Отсюда уйдешь — сюда придешь». Боже, надеюсь, эта присказка очень скоро исчезнет из языка бывших пленников замкнутого пространства. Нет ничего более жуткого, чем, пройдя длинный путь, внезапно вернуться к началу, обесценивая все труды и достижения.
Мир бессмертных крепко въелся в меня. Слишком болезненные метаморфозы пришлось там испытать. Уже не так часто, но кошмары нет-нет да повторялись. Испытания, могильник, взрывы, изувеченные души древоликих. Сейчас, прохлаждаясь в тропическом раю, события двухмесячной давности я представлял сплошной чередой смертей. Смерть наполняла там все: мертвую планету Эй-сана с кладбищем обездвиженных животных, мрачный надводный город, уничтоженный впоследствии ч-ра, подземный могильник с пропастью в глубины пространства. И над всем этим, как насмешка, как вершина, как квинтэссенция, — бессмертие древоликих, давно и безвозвратно умерших и сгнивших в душе. Как хорошо, что ничего этого больше нет.
Я вздохнул, откинулся назад. Ладони скрестились под затылком, вверху раскинулось ярко-синее небо.
«Ну, а ты? — спросил я сам себя. — Что с твоим путем? Куда он ведет теперь?»
Собственно, путь оставался один — к Ольдеру. Полгода полета на рейле. Лет пять — на местных «дирижаблях». Мама родная! Полгода! Да в рейле за это время Я ума сойдешь. Разве что загрузить его под завязку: стырить у Джаспера пару лежаков с пляжа, накидать пескИ камней, может, даже растение какое-нибудь неприхотливое с собой взять. Вот только Снуп не полетит. Только я и Ари. Валяться, лопать сушеные книрики, путешествовать пальцами по ее телу, болтать о всякой ерунде; можно, кстати, учить ее русскому…
Нет, это нереально… Мы сойдем с ума… Даже если не сойдем, тяжесть перелета казалась слишком больИ шой по сравнению с ничтожной вероятностью отыскатщ на Ольдере путь к Земле. Что такое Ольдер? Очередной планета в бесконечной Вселенной? И что там? Путь еще к одной планете? Насколько долгий? Еще полгода? Или год? И что? Оттуда еще дальше? Мы не бессмертны. Измерять сроком нашей жизни размеры Вселенной — дурная затея. Беспросветная, бессмысленная и жестокая.
Два месяца странствий — и Снуп отыскал свою родину. Но его шансы были весьма неплохи. Ясно, что станция, с которой его закинуло в мир древоликих, находилась на границе замкнутой области. И вот, мы на Бруге, отсюда рукой подать до снуповской «мамочки»! Наверное, есть смысл податься вместе с ним. Снуп хорошо знал свои места. Ни людьми, ни ауаника там и не пахло, но зато мы будем все вместе…
— Гришка! Гришка! Я приподнялся. Малыш стоял на холме под деревьями и махал палкой.
— Гришка!
Вот зараза! Что ему надо? И ведь, главное, моментально выучил мое имя, теперь покоя нет.
— Гришка!
Я поднялся, подобрал кроссовки. Пятки оставляли в шелковистом песке круглые, осыпающиеся лунки, я не торопился.
_ Что орешь? — спросил я еще на подходе. — Ты вообще отдыхаешь? А то бы прилег?
— Кирийта зовет, просил позвать!
— Кирийта! — передразнил я. — Его Снуп зовут, сколько можно говорить!
Он отмахнулся.
— Это ты его так зовешь! — Крутанул палку и швырнул ее от себя, заковылял к пляжу. — А на самом деле его зовут Кирийта.
— У них вообще имен нет, что ты мне рассказываешь! — возмутился я. — К тому же он мой друг, так что называй его по-человечески, а не как попало!
— Сам ты как попало! — Малыш абсолютно не реагировал на мои поучения, будто все, что я говорил, было частью игры. Правда, на этот раз он попал в точку: имя Снупу я дал случайно.
Местный житель (или жители?), выросший в блаженном мире теплого океана и красивых закатов, Малыш, скопировав наш облик, походил на нескладную птицу: тонкие ноги, большая голова. Темное лицо точно взял от Снупа, правда, рот получился огромный, растягивающийся до ушей в белозубой улыбке. Руки как у нас с Ари, ноги снова от Снупа. Но несмотря на угловатый облик, смотрелся он весьма органично. Когда он в первый раз распался на части, и черные птицы принялись юлить по песку, меня, признаться, чуть не вырвало. Но сейчас я почти не обращал на его метаморфозы внимания.
