Blackfighter - Черный истребитель
— Это зачем?
— Пригодится. Слушай меня внимательно. Я не думаю, что Скиннер легко даст себя убить. Он будет осторожен. И ты должна быть осторожной. Он попробует взять тебя под контроль. Обязательно попробует. Возможно, дотянется до Сашки. Возможно, попробует проделать то же самое со мной. Я за себя не особенно опасаюсь, но на всякий случай… что у тебя там за пистолет?
— «Дротик».
— Сашкин? Хорошая игрушка. Стреляй в меня, если почувствуешь что-то неладное. По ногам стреляй. Не бойся, не убьешь, но остановишь. Скорее всего — вырубишь. Этого будет достаточно. Поняла?
Танька отрицательно качнула головой.
— Я не смогу в тебя выстрелить.
— Ты должна. Это то, что ты должна будешь сделать для меня. Понимаешь? Для меня.
— Хорошо. Я постараюсь. Но давай как-нибудь без этого, а?
— Постараемся. Но предупредить тебя надо. Теперь еще вот что. До последнего момента думай о том, что у тебя нет выхода. Ты хочешь торговаться, тебе нужен дохлый Маршал, но выхода у тебя нет. Поверь и думай об этом очень громко.
Танька кивнула.
— Вот и весь инструктаж.
— Чаю хочешь?
— А кофе есть?
Танька пошарила по шкафам, но там словно прошелся Мамай. Такой очень голодный Мамай, не оставивший даже крошек. Типичная съемная хата, вздохнула Танька. Банка растворимого кофе нашлась в холодильнике. Электрический чайник почему-то прятался под кухонным столом. Только чашки стояли на месте — на сушилке над раковиной. Сахара же и вовсе не было видно, а идти в комнату и спрашивать хозяев не хотелось. Соорудив две чашки кофе, Танька уселась на узкий подоконник и стала смотреть вниз. Из окон был более-менее виден кусок пруда.
— А что мы будем делать потом? — вдруг спросила она.
— Доживем — увидим. Сделаем тебе в Ростове документы, а там уже разберемся. Думаю, скучать не будем.
Саша вернулся не скоро. Все это время они просидели на кухне, болтая обо всякой ерунде. Герцог подробно расспрашивал о ее приключениях, Танька рассказывала, в лицах изображала отдельные эпизоды, они много смеялись. Но все это было на поверхности — внутри Танька скручивалась в тугую пружину, готовую развернуться и ударить в любой момент. Ударить без жалости, без сомнений.
— Так. Вот эти штуковины присоединяются к воротникам. Поближе ко рту. Чтобы точно было слышно. Наушники… вам нужны наушники? Я специально взял такую схему, где наушник и микрофон отдельно, остальные слишком заметные. Кстати, обращайтесь с ней поосторожнее. Мне за нее голову оторвут, если там хоть что-то разладится.
— Нет, наушник оставь себе. Твое дело — гулять по берегу и внимательно слушать. Если что-то пойдет не так, реагируй по своему усмотрению. Если он придет не один, я скажу об этом в микрофон, ты возьмешь его спутника на себя, но так, чтобы не спугнуть. Твое дело — в первую очередь Скиннер. Если придется выбирать — прикрывать кого-то из нас или снимать Скиннера, выбираешь Скиннера. Это приказ. Понял?
— Да.
— Выполнять! — скомандовал Герцог.
Расположились около пруда. Танька и Герцог уселись на бревнышке, Танька достала Сашин мобильник, набрала до сих пор не вылетевший из головы номер.
— Але… — сказала она, как только на звонок ответили. В трубке замешкались только на секунду.
— Да, Танечка, — услышала она ласковый голос Скиннера.
— Я хочу, чтобы вы меня немедленно забрали.
— Обстановка? — коротко спросил Скиннер.
— Ничего особо страшного. Я одна, Саша погиб. Но у меня нет ни денег, ни документов, все в машине сгорело. Заберите меня, пока менты не забрали! — слегка истерично потребовала Танька, изображая последнюю степень отчаяния, сдерживаемую только чувством собственного достоинства. Герцог молча показал ей большой палец.
— Я выезжаю, — сказал голос в трубке, не спрашивая, где именно она находится.
— Подождите. Как подъедете — по правому берегу пруда, если из центра. Там тропинка. Идите по ней, я буду на поляне или пойду навстречу. К метро не выйду… — еще раз подпустила нотку истерики Танька.
— Понял. Полчаса максимум, — сообщил голос в трубке, и раздались короткие гудки.
— Полчаса максимум, — повторила Танька для Герцога и Саши.
— Отлично. Ждем. Сашка, гуляй там себе и думай про девушку, которая подло опаздывает.
Время текло так медленно, словно превратилось в густую патоку и неспешно вытекало из слишком узкого горлышка бутылки. Совсем стемнело. Пошел снег — редкий, колючий, он падал Таньке на волосы.
— Идет, — едва слышным шепотом сказал Герцог. — Готовься.
Танька достала из кармана пистолет, прижалась потеснее к Герцогу и завела руку с пистолетом за его спину. Они сидели, почти безобидные на вид, два замерзших и отчаявшихся человека, от холода прижавшихся ближе друг к другу и ожидающих спасения.
Спасение шагнуло на полянку из темноты, сделало два уверенных шага и вдруг резко остановилось. Танька поняла, что Герцога он действительно не почувствовал — ей и самой-то казалось, что рядом с ней сидит пустое место.
— Танечка. Вы, кажется, сказали, что вы тут одна, — в голосе звучала только мягкая укоризна.
Танька и Герцог одновременно поднялись со своего бревна.
— Так получилось, — виновато сказала Танька. — Это Дима. Он тоже хочет поехать к вам.
— Дмитрий Суворов, известный в определенных кругах как Герцог Альба. Дмитрий Суворов, не далее, как четыре дня назад сбежавший из больницы города Ростова после визита моего человека. Что же вы вдруг передумали, Дима? — медленно и задумчиво сказал Скиннер.
И тут началось.
Мутно-зеленая волна накрыла Таньку с головой, ударила в лицо и попыталась уронить на колени. Танька забыла свое имя, забыла, где и зачем она оказалась. Ей хотелось только упасть вниз лицом на заснеженную холодную землю, спрятаться, зарыться в нее — грызть неподатливую почву зубами, копать голыми руками. Только спрятаться, только исчезнуть прочь от удушливой волны грязи и страха, которая накрывала ее, топила, пыталась растворить в себе.
Она вдруг раздвоилась на Таньку-тело, которое, оцепенев, стояло на земле столбом, и Таньку-сознание, которое пребывало в мире, где была только взбаламученная грязь, воздух, состоявший из смеси сернистого ангидрида и угарного газа, и бесконечный, животный ужас.
Танька-сознание тоже обладала телом, но оно было каким-то полупрозрачным и светящимся. Эта Танька металась, пытаясь избежать волны, но зеленая грязь была везде, весь мир стал зыбким болотом. Ей было нечем дышать, она краем сознания чувствовала, что Танька-тело стоит, опираясь плечом на Герцога, который тоже борется с чем-то, и что это ее стоящее тело не в состоянии сделать такую простую вещь, как вздох. Легкие свело судорогой, словно бы она подавилась чем-то и никак не могла это выкашлять, и не было воздуха — ни глотка, ни молекулы кислорода. Словно набат, звучал ее собственный пульс в висках, казалось, что вены распухли до размеров труб и пульсируют, угрожая прорваться. Потом пришла чернота — не простор ночи, чернота накинутого на голову перед казнью колпака.
