Жюль Верн - Пятьсот миллионов бегумы. Найдёныш с погибшей «Цинтии»
Через полгода мой зять стал жертвой несчастного случая в шахте. Бедная Катерина, овдовевшая в двадцать лет, спешно покончила со всеми делами и выехала на борту «Цинтии» из Нью-Йорка в Гамбург, чтобы попасть ко мне кратчайшим путём.
7 октября 1858 года «Цинтия» потерпела крушение восточнее Фарерских островов. Обстоятельства катастрофы вызывали подозрения, но выяснить их не удалось. Когда пассажиры тонущего судна перебирались в шлюпки, мой семимесячный внук, привязанный матерью вместе с его колыбелью к спасательному кругу, сорвался с палубы или был кем-то сброшен и исчез, унесённый бурей.
Моя дочь, обезумевшая от этого ужасного зрелища, хотела броситься за своим ребёнком в пучину, но её насильно удержали и в бессознательном состоянии перенесли в лодку, где находилось ещё три человека. Только эта единственная лодка и уцелела. Через сорок восемь часов она причалила к одному из Фарерских островов. Оттуда моя дочь, измученная жестокой семинедельной горячкой, была отвезена в Ригу одним заботливым матросом, который не только спас её от гибели, но и препроводил к отцу. Джон Динмен, так звали этого славного парня, впоследствии умер в Малой Азии, находясь у меня на службе.
Мы почти и не надеялись, что наш бедный малютка остался после кораблекрушения в живых. Тем не менее я предпринял поиски на Фарерских и Шетландских островах и на побережье Норвегии к северу от Бергена. Подумать о том, что колыбель могло отнести ещё дальше, было просто невозможно. Только по истечении трех лет я отказался от дальнейших поисков, и посёлок Нороэ не попал в зону обследования единственно по той причине, что он расположен в стороне и довольно далеко от открытого моря.
Когда всякая надежда была окончательно потеряна, я целиком посвятил себя моей дочери, ибо её физическое и моральное состояние требовало бережного ухода. Добившись, чтобы меня перевели на Восток, я всячески старался развлечь её путешествиями и участием в моих научных изысканиях. Она приобщилась ко всем моим работам и была моей неизменной помощницей, но, увы, мне никогда не удавалось развеять её безысходную печаль. Наконец, через два года я подал в отставку, и мы вернулись во Францию. С тех пор мы живём попеременно то в Париже, то в моем старом доме в Валь-Фере, близ Бреста.
Так неужели нам суждено будет увидеть, как порог этого дома переступит мой внук, которого мы оплакиваем столько лет? Надежда так заманчива, что я не могу решиться сообщить о ней дочери, пока не обрету полной уверенности. Воистину это было бы настоящим возвращением к жизни! И если теперь мне придётся отказаться от своей мечты, какое это будет горькое разочарование!..
Сегодня понедельник. В субботу, сказали мне на почте, я мог бы получить ответ!..»
Эрик с трудом закончил чтение. Слезы застилали ему глаза. Как и г-н Дюрьен, он боялся слишком поспешно отдаться внезапно возникшей перед ним надежде, но тоже говорил себе, что все данные совпадают: факты, даты и самые мельчайшие подробности… Это было бы настоящим чудом! Как он мог поверить в него после стольких разочарований! Найти одновременно семью, мать и родину!.. И какую родину!.. Именно ту, какую он предпочёл бы выбрать сам, потому что в ней каким-то удивительным образом воплотились все щедроты, таланты и величие человечества, потому что в ней объединились в одно целое гений античной цивилизации, дух и пламень новых времён!
Ему казалось, что все это он видит во сне. Уже столько раз его обманывала надежда!.. Вот и сейчас, быть может, достаточно будет одного слова доктора, чтобы развеять прекрасную мечту. Но, так или иначе, прежде всего нужно с ним посоветоваться.
Доктор внимательно прочёл письмо, неоднократно прерывая себя возгласами удивления и радости.
— Нечего и сомневаться, — сказал он наконец. — Все подробности точнейшим образом совпадают, даже и те, о которых забыл упомянуть твой корреспондент. Инициалы, вышитые на бельё, изречение, выгравированное на колечке, те же самые, что и на его почтовой бумаге… Мой дорогой мальчик, на этот раз ты действительно нашёл свою семью! Ты должен немедленно телеграфировать дедушке…
— Но что же сообщить ему? — спросил Эрик, побледнев от радости.
— Сообщи, что ты завтра выедешь курьерским, что мечтаешь поскорее обнять свою мать и его!
Успев только обменяться сердечным рукопожатием с этим благородным человеком, молодой капитан выбежал из дому и вскочил в первый попавшийся кабриолет120, чтобы, не теряя ни минуты, добраться до телеграфа.
В тот же день он выехал скорым поездом из Стокгольма в Мальмё, на западном побережье Швеции, за каких-нибудь двадцать минут пересёк пролив, сел в Копенгагене в экспресс, следующий в Голландию и Бельгию, а там пересел на поезд Брюссель-Париж.
В субботу, в семь часов вечера, ровно на шестой день после того, как г-н Дюрьен отправил своё письмо, он с радостным нетерпением встречал своего внука на Северном вокзале. Эрик посылал с дороги телеграмму за телеграммой, которые сокращали для обоих томительные часы ожидания.
Наконец поезд с грохотом ворвался под высокие, застеклённые своды вокзала. Г-н Дюрьен и его внук бросились друг другу в объятия. За эти последние дни они настолько сблизились в своих мыслях, что им начинало казаться, будто они всегда были хорошо знакомы.
— А моя мать? — спросил Эрик.
— Я так и не решился ей обо всём рассказать, пока тебя не встречу, — ответил г-н Дюрьен, сразу перейдя на нежное, как материнская ласка, «ты».
— Она ещё ничего не знает?
— Она подозревает, страшится, надеется! Как только я получил твою первую телеграмму, я начал исподволь её подготавливать к ожидающей её в недалёком будущем неслыханной радости. Я говорил ей, что меня, кажется, навёл на след один шведский офицер, что в Бресте я познакомился с молодым моряком и почувствовал к нему большую симпатию… Но она ещё ничего не знает и ни о чём не догадывается, хотя и начинает уже подозревать, что её ждут какие-то новости… Сегодня утром, за завтраком, мне с большим трудом удалось скрыть от неё своё нетерпение. Я чувствовал, как она внимательно наблюдает за мной. Мне не раз уже казалось, что она вот-вот потребует от меня откровенного объяснения. Признаться, я больше всего этого опасался. Легко представить, какое несчастье могло бы обрушиться на нас, если бы случилось неожиданное недоразумение или возникла непредвиденная помеха! В такой истории, как наша, можно всего опасаться… Чтобы не встретиться с нею сегодня за обедом и не попасть в затруднительное положение, я спасся бегством под предлогом неотложных дел…
