Всеволод Ревич - Перекресток утопий (Судьбы фантастики на фоне судеб страны)
Ну, вот, наконец, мы подошли к произведению, после публикации которого Стругацкие окончательно впали в немилость и уже не выпадали из нее до самой перестройки. О бюрократизме и прежде говорили много, пресса добиралась, казалось бы, до самых его печенок, что, правда, выжить ему не помешало. Однако трудно все же вспомнить произведение, в котором это социальное зло бичевалось бы с такой хлесткостью, как в "Сказке о Тройке". От нее можно перекинуть мост разве что к "Бане" Маяковского с ее незабвенным главначпупсом Победоносиковым. Владимира Владимировича сейчас не принято жаловать. Но это не значит, что все написанное Владимиром Маяковским надо выбросить в корзину. Он чувствовал, что страну тянут не туда, куда он хотел бы шагать в строю с рабочими Кузнецкстроя. И неслучайно сатирические образы в "Бане" получились гораздо убедительнее невыразительных комсомолят, а тем более Феерической женщины из будущего, так что сравнение Стругацких с Маяковским не должно их обижать. В том же ряду вспоминается еще и "Теркин на том свете" Твардовского. Кстати, "Сказка о Тройке" такое же "продолжение" "Понедельника...", как и "Теркин на том свете" - "большого" "Василия Теркина". Лавр Федотович Вунюков, председатель заглавной Тройки у Стругацких, из той же зоологической разновидности, что и главначпупс, но это деятель брежневской, новейшей формации. Он фундаментальнее Победоносикова, он умеет произносить умные, точнее, заумные, речи, и, пожалуй, он еще непробиваемее. /Впрочем, Стругацкие протягивают более многозначительную связь: Лавр Федотович курит папиросы "Герцеговина Флор", как известно, любимые папиросы Сталина/. Перекликаются с Маяковским и забавные сокращения бюрократических динозавров. Так, Тройка по распределению и учету необъяснимых явлений /естественно, в составе четырех человек/ носит название ТПРУНЯ. Сказка именно об этой Тройке. Когда мы начинаем знакомиться с методами обращения упомянутого трибунала с "представителями", которые имели несчастье попасть в сферу его влияния, то в первый момент возникает ощущение легкого жжения: надо-де знать меру даже в сатире. А на следующих страницах вдруг понимаешь, что ты и сам испытываешь подобные чувства гнева, растерянности и бессилия, когда читаешь иные газетные корреспонденции, а уж тем более, когда сталкиваешься с хамством и крючкотворством лицом к лицу. Что ж, мы не знаем множества примеров, когда на годы, на десятилетия задерживались, тормозились, ложились под сукно предложения, реформы, открытия, которые с очевидностью сулили всем нам, стране большие, иногда огромные выгоды? И только тем, что их судьбу кто-то доверил решать тупоумным и своекорыстным вунюковым, можно объяснить нескончаемую волокиту. Вунюковы, хлебовводовы, фарфуркисы и им подобные говорят исключительно от имени народа /и, может быть, даже убеждены, что так оно и есть/. В жизни ТПРУНЯ может притворяться комиссией, комитетом, подкомитетом, бюро, думой - это несущественно. Право же, хочется воскликнуть вслед за Гоголем, хотя классик имел в виду несколько другую конструкцию: "Эх, тройка, тройка, и кто тебя выдумал!" Этот эпиграф к повести появился лишь в последних изданиях, но я знаю, что придуман он был изначально. Словом, "Сказка о Тройке" - произведение злободневное и настолько откровенное, что, кажется, она написана недавно. А между тем, она была написана в 1968 году и тогда же опубликована. В новейшее время возникли еще два варианта "Тройки". Лично мне больше всего нравится тот, который был опубликован в журнале "Смена". В нем повесть стала композиционно проще, она приблизилась к знаменитым трем единствам - действие по большей части происходит в одной заседательской комнате. Отпало затянутое и не имеющее отношения к главному стержню начало. В его сюжетных и территориальных нагромождениях было немало веселых находок, но они отвлекали от тесного контакта с ТПРУНЯ. Новым стал и финал. В старом тексте расправа с крючкотворами производилась буквально с помощью deus ex machina; появлялись нежданно-негаданно всемогущие маги-руководители и пинками вышвыривали тпруневскую компанию. Возможно, в те годы авторы полагали, что с вунюковыми и выбегаллами можно покончить только тем же административно-командным способом. Впадаешь, правда, в известную задумчивость: почему бы сию плодотворную акцию не произвести немного ранее или вообще не допускать Лавра Федотовича до руководящих постов? Финал повести в "Смене" мне представляется более убедительным и более современным. Молодые ребята ни на кого не полагаются в борьбе с бюрократической тлей. Они придумывают остроумный ход, основанный на тонком знании бюрократической психологии и взрывающий тройку изнутри. Однако воля авторов - закон: в собрании сочинений они восстановили, восполнив сокращения, старый текст. Со "Сказкой о Тройке" случилось редкостное даже по тем временам событие: из-за ее публикации в 1968 году был закрыт альманах "Ангара", а его руководители были изгнаны с волчьими билетами, настолько было разгневано тогдашнее начальство, чьи действия, конечно, напоминали поступки персидского царя, который приказал высечь плетями море. Сейчас-то хорошо иронизировать, а тогда входили в силу тяжелые для нашей общественной жизни годы, которые впоследствии назовут периодом застоя. Административное рвение простиралось так далеко, что иногда даже невозможно понять, что, собственно, вызывало неудовольствие, из-за чего, например, несколько лет не выходил в прокат "Андрей Рублев" А.Тарковского. Но в отношении "Сказки о Тройке" недоумений, пожалуй, возникнуть не могло. Она била не в бровь, а в глаз, и единственное, чему следует удивляться, так это тому, что нашлись отважные люди, которые осмелились ее напечатать. Теперь мы понимаем, что в "Сказке..." Стругацкие нанесли удар по самой системе. Но в те годы, боюсь, даже авторам представлялось, что они сражаются только с ее извращениями. Они /и мы/ еще не знали, что система называется административно-командной, что ее необходимо разрушить до основания, дабы в нашей стране могло начаться какое-нибудь "затем", что "мероприятие" это окажется невероятно трудным и что при жизни, по крайней мере, одного из авторов оно не завершится. Что ж до реакции партийных органов на публикацию "Сказки...", то она представляется мне, если можно так выразиться, адекватной. Товарищи из иркутского обкома без труда распознали в кривых зеркалах собственные отражения и всполошились. Думаю, редакторы "Ангары" понимали, какие оргвыводы будут сделаны в "инстанциях". И остается только отдать должное их мужеству. Я уже говорил, что "Сказка о Тройке" не прошла для авторов даром. На долгие годы за Стругацкими закрепилась репутация неблагонадежных. Предвзятое мнение всячески раздувалось и поддерживалось, и его не могли поколебать даже международные успехи Стругацких. За рубежом в них, кстати, видели прежде всего советских авторов. Искусствоведы в штатском не стеснялись в выражениях. "Две фантастические повести "настрогали" и братья Борис и Аркадий Стругацкие... Если в первой части повести братья Стругацкие "строгали" еще рубанком, то во второй, поплевав на ладони, стали тесать еще зазубренным топором" /И.Краснобрыжий, неизвестно кто, 1969 г./.