Роберт Ши - Монах - последний зиндзя
Проявилось удивление и лёгкий гнев среди других гостей, что монах-зиндзя удостаивается такой необыкновенной чести. Ворчание стало ещё громче, когда Саметомо позвал:
- Ты тоже, дядя Моко. - Только некоторые люди знали, что Моко был близким другом Танико и что Саметомо знает его очень хорошо много лет. Дзебу и Моко уселись несколько неуверенно на возвышение, ниже Саметомо. Мальчик вёл теперь отдельный разговор с ними, несмотря на множество других гостей. "Эта непосредственность дзен, которую Ейзен поощрял в своих учениках, зашла так далеко", - подумала Танико, но она вспомнила, как Кублай-хан делал всё, что хотел, без страха осуждения. Если властитель не может устанавливать свои собственные правила, как он может действительно властвовать?
- Я обязан тебе не только своей жизнью, шике, - сказал Саметомо. - Я обязан тебе обоими этими мечами.
Туча сошла с лица Дзебу.
- Я должен просить у вас прощения, ваше высочество, принимая во внимание, что я пришёл благодаря мечам.
- Моя уважаемая мать рассказывала мне о смерти Такаши-но Ацуи, мастер Дзебу. Я знаю очень хорошо, что война делает врагами людей, которые могли бы быть друзьями.
- Твоя мать очень добра, - сказал Дзебу, взглянув поверх ширмы, где сидела Танико с сердцем, кружащимся волчком, подобно осеннему листу, подхваченному ветром.
Саметомо сказал:
- Это правда, что кровь трёх великих Такаши течет в моих жилах, но своей собственной скромной персоной я представляю объединение противоположных кланов, ты согласен?
- Вздор, - сказал Ейзен с блеском в глазах, подойдя к сегуну. Саметомо есть Саметомо. Такаши и Муратомо - это имена и ничто более.
Саметомо засмеялся чистым, звонким смехом:
- Безразлично, как высоко я взобрался по лестнице истины, сенсей Ейзен всегда выше меня!
- Посмотри на мой зад, - сказал Ейзен, - и ты увидишь лицо Будды!
Он повернулся к Дзебу, игнорируя в шоке уставившихся на него Мунетоки и Моко, и сказал:
- Мы встретились снова, монах Дзебу!
- Мой отец велел, чтобы я увидел вас, сенсей, - сказал Дзебу.
- Насколько он стар, уважаемый Тайтаро?
- Он умер, - сказал Дзебу с грустью. Ейзен улыбнулся:
- Волна поднимается, волна опускается. Так мы должны говорить, когда кончается срок, монах Дзебу. - Он похлопал Дзебу по руке, поклонился Саметомо и повернулся к выходу.
- Есть кое-что, что я всегда хотел спросить у монаха-зиндзя, - сказал Саметомо.- Я слышал, что монахи зиндзя могут убивать на расстоянии, просто показав пальцем на врага или крикнув на него. Вы правда можете это делать? Вы можете меня научить?
- Это старые истории, идущие из школ боевых искусств Китая, ваше высочество, - сказал Дзебу с улыбкой. - Мы, зиндзя, тренируемся очень тяжело, но мы не можем убивать с помощью волшебства.
"Но он посмотрел на Хидейори, - подумала Танико, - и Хидейори упал с коня и умер". Сидя позади ширмы, следя за разговором Дзебу с Саметомо, Танико почувствовала прилив надежды. Дзебу был прежним, добрым и умным. Днем раньше, когда он вошел в замок сегунов впервые после смерти Юкио, он чувствовал, что попал в руки врагов. Теперь он знал, что все здесь были его друзьями, заботящимися о помощи ему. Возможно, вскоре он немного оттает по отношению к самой Танико.
"Итак, давай попробуем опять", - подумала она. Она могла бы пригласить его на чай к себе в комнату сегодня вечером. Ещё один разговор, вероятно, не сможет заставить его полюбить, но, по меньшей мере, можно было бы положить конец ненависти, и это было бы началом. С приглашением, конечно, должны быть стихи. Глядя на Дзебу, она начала сочинять в уме:
Одинокий лебедь,
Ветка сирени без цветов
Вместе опять.
Она пришла в свою комнату около полуночи, сопровождаемая хихикающей девушкой-служанкой. Когда она взглянула на его лицо, её сердце упало. Даже теперь, когда не было ширмы между ними, его глаза были такими же холодными и тяжёлыми, как и утром. После того как он взглянул на неё, его взгляд опустился, и он сидел, как будто был один. Тишина, казалось, была бесконечной. Она жадно смотрела на него, думая, что если он не заговорит с ней, то может хотя бы не препятствовать ей радоваться от созерцания его.
Но наконец она не вынесла молчания и томления:
- Дзебу! Почему ты пришел к Камакуру, если ты меня так сильно ненавидишь?
Серые глаза были невидящими, лишенными сочувствия.
- Я не желаю ненавидеть кого бы то ни было. Это не путь зиндзя. Я пришёл в Камакуру потому, что отказаться помогать в этой войне было бы предательством всего, за что боролся Юкио.
Она не знала, что ответить на это. Тишина наступила опять, она заполнила её приготовлением чая. Когда она подавала ему чашку, она заметила с гневом на себя, что её рука дрожит. Танико увидела, что он смотрит на её руку, когда она несла чашку, с вежливой благодарностью. Он откинулся на локоть и выпил.
Хотя он выглядел непринужденно, уют комнаты, который, как она надеялась, сведёт их вместе, смущал её, как будто она разделась, чтобы соблазнить его. Она посмотрела на стихи, которые теперь висели в свитке над ее личным алтарем:
Хотя мы говорим о доброте,
Татхагата объявляет, что доброты нет.
Таким образом, это только имя.
Что вынес бы Дзебу из стихов, если бы увидел их? Возможно, она была злой натурой, которая не верит в добро, которая, очевидно, была такой, как он о ней думал. Более, чем чего-либо другого в мире, она хотела, чтобы он любил и уважал её. И он был здесь, так близко, но он презирал её. Нужда в нём была невыносимо настойчива, перечить ей было невыносимо больно. Если бы он сказал о причинах его ненависти к ней вместо этого сидения здесь в этой ужасной изолированной тишине!
- Ты думаешь, что я предала Юкио, не правда ли? - сказала она наконец.
Он посмотрел на неё:
- Мы должны говорить об этом? Я здесь. Я согласен помочь. Давай оставим это. Не пиши мне больше стихов.
Как он мог быть таким жестоким?
- Я не могу помочь этому. Я люблю тебя! - Она была близка к слезам. Он встал немедленно.
- Этот разговор должен быть закончен. Продолжать - только вызывать еще большую боль для нас обоих или сделать невозможным для меня служить тебе.
Она подняла руку.
- Подожди! Позволь мне наконец услышать из твоих уст, что ты имеешь против меня! Дай мне защититься!
Он сел опять.
- Хорошо. Возможно, выслушать это будет необходимо для тебя, чтобы оставить меня в покое. Я скажу тебе, что ты сделала мне, и ты пошлёшь меня на Кюсю, где мы никогда не увидим друг друга, и ты никогда больше не будешь столь глупа, чтобы упоминать о любви ко мне. Любви? Очевидно, ты была способна забыть об этой любви в течение десяти лет.
Он замолчал, как будто собирался с мыслями, и сделал глубокий вдох. Затем он начал говорить бесцветным голосом, как будто описывал древнюю историю. Он начал с их встречи, которая произошла по её настоянию. Он вспоминал всё, что случилось с тех пор, как будто он видел это. Наконец он сказал:
