Роберт Ши - Монах - время драконов
Окон не было, поэтому сказать, стояла на улице ночь или день, не представлялось возможным. Человек, живущий в подобной комнате, мог ввести для себя собственное время.
Кублай лежал на разбросанных по помосту подушках. Он был одет в простой темно-зеленый халат, затянутый поясом. Вышитые одежды, в которые он был одет раньше, и украшения исчезли. Танико поклонилась ему.
- Ну, моя маленькая госпожа, что ты думаешь о сегодняшнем вечере? произнес он своим низким голосом, вставая на ноги и улыбаясь. Она посчитала бы вопрос несерьезным, если бы не блеск его глаз. Она не могла найти слов все перебивал страх от его присутствия. Она снова неуверенно поклонилась.
- Говори, - сказал он. - Постарайся думать обо мне как об обычном человеке. - Он медленно пошел к ней. "Почему я? - вновь подумала она. - Из всех более чем четырехсот женщин - почему я?"
Она попыталась улыбнуться в ответ.
- Это бесполезно, мой господин. Ваше величество. То, чем вы отличаетесь от обычного человека, слишком хорошо заметно. Я не могу сказать ничего, что подходило бы величайшему событию, свидетельницей которого я стала сегодня. Я чувствую себя глупой. Я не могу представить себе, почему вы послали именно за мной, несмотря на то что у вас есть много женщин, которые гораздо умнее и красивее меня и которые могли бы разделить с вами эти минуты.
Кублай пожал плечами.
- Быть может, есть несколько таких же красивых. Но никого умнее.
- Если вам сейчас нужен ум, то даже в Шангту есть не менее тысячи мудрецов, способных говорить более умные, чем я, вещи.
- Да, и некоторые из них могут оказаться даже честными людьми. Но только некоторые из них умны, как ты. А красивых просто нет. Сегодня мне нужно общество женщины. Женщины занимают очень важное положение в моей семье, ты знаешь. Во многих случаях именно женщины рода сделали нас такими, какие мы есть.
- Я не понимаю, ваше величество.
- Нас растили матери. Моему деду Темучину, которого мы называем Чингисханом, было всего одиннадцать лет, когда отравили его отца. Племенем правила его мать, пока Темучин не достиг необходимого возраста. А моя бабка одна должна была заботиться обо всех четырех сыновьях Чингисхана, когда мой дед отправлялся в походы.
Когда умер мой отец Тули, мы с братьями были очень молоды. Мне было шестнадцать. Мы находились в смертельной опасности, так как род Огодая боялся нас как потенциальных соперников. Моя мать, принцесса Саркуктани, вела нас сквозь эти опасные годы. Она наняла Яо Чу, чтобы я научился писать и читать китайских классиков. Она научила меня и братьев Демонстрировать уважение к госпожам и наследникам Рода Огодая и ожидать подходящего момента.
- Все так не похоже на мою страну, - сказала Танико. - Здесь женщины могут обладать властью. Внук бедного сироты может стать правителем величайшей из империй, которые когда-либо были на свете.
- Да, бедного сироты, - в его голосе прозвучали нотки рассеянности. Она чувствовала, что, заявив притязания на пост верховной власти во всем мире, ему хотелось рассказать, кто он, откуда он вышел. - Мой дед был нижайшим из низших, - продолжил он. - У него не было ничего, совсем ничего. Его племя было разбросанным. Когда его поймали тайджуты, они не посчитали его заслуживающим даже смерти. Они надели ему на шею деревянное ярмо и сделали рабом. Он был сильным и решительным, но занимал самое низкое из всех возможных для человека положение. Даже собственное тело не принадлежало ему. Мог ли он предвидеть, что когда-то его имени будут бояться все народы, что люди станут называть его Чингисханом, Всемогущим Властелином? При всем своем уме он не мог предсказать этого.
Его намерения в самом начале навсегда останутся тайной. Я не думаю, что он знал, что сможет совершить. Сбежав от тайджутов, он просто решил сражаться. Он был подобен человеку, карабкающемуся на гору, который не задумывается о том, что оставил позади, куда движется, - просто делает очередной шаг, перелезает через очередной камень. Внезапно, к его собственному удивлению, гор, через которые нужно было перелезть, не осталось. Он достиг вершины, огляделся вокруг, посмотрел вниз, вдруг понял, кем стал, и обрадовался за себя и за то, чего он достиг.
Танико задумалась, чувствовал ли и Кублай то же самое этим вечером, когда его провозгласили Великим Ханом.
Кублай подошел к изваянию лебедя в центре комнаты и поманил ее. Он поднес к клюву кубок и ударил маленьким молоточком в колокол. Через мгновение в кубок полилась светлая струя вина. Танико засмеялась, принимая от него кубок, а он еще раз ударил в колокол, чтобы налить бокал себе.
- Это похоже на чудо, ваше величество.
- Нет необходимости в том, чтобы слуги бегали взад-вперед и отвлекали нас. В своем дворце в Каракоруме мой брат Менгу установил серебряное дерево, ствол которого обвивали четыре змеи, Изо рта каждой змеи вытекали различные вина, а на вершине серебряный ангел трубил каждый раз, когда Великий Хан пил.
Кублай потянулся и погладил серебряного лебедя.
- Пьянство уничтожило многих членов моей семьи, Все четверо сыновей Чингисхана умерли рано. Мой дед умер, когда ему было семьдесят два года, но ни один из его сыновей не дожил и до пятидесяти. Старший, Дзучи, умер в России, разбитый подагрой, когда Чингисхан был еще жив сам. Мой отец, самый младший из четырех, был следующим, умерев в сорок лет. Он был подвержен пьянству. Чагатай и Огодай умерли в течение года. Огодаю было всего сорок шесть. Я никогда не видел ни одного из них трезвым. Однажды один из министров Огодая показал ему железную кружку, которая проржавела от постоянного наливания в нее вина. Огодай пообещал пить в два раза реже обычного. Потом он заказал себе кубок вдвое больший по вместимости. Мой двоюродный брат Гуюк, третий Великий Хан, был пьяницей. Он уже умирал, когда курултай избрал его, и правил менее двух лет.
Танико сидела на подушках и смотрела на золотистое вино в серебряном кубке.
- Но не стоит так волноваться, когда мужчина напивается. Мужчины должны поступать так иногда, чтобы расслабиться.
- Так и было с моим народом до побед Чингисхана. Так, кажется, происходит со мной и с моими братьями. Нам удалось избежать проклятия рода. Но раньше монголы пили кумыс, сброженное кобылье молоко, который не был таким крепким, как вино. Они пили, когда на это было время, что случалось не часто. После войн Чингисхана вино стало для моего народа как чума. Нам нечего больше делать. Слуги или рабы работают за нас. Ясса запрещает нам воевать друг с другом. Все время проводить с женщинами мы не можем. Что остается, если ты не умеешь читать и писать, если знаешь о цивилизации не больше, чем самый бедный китаец, перевозчик навоза? Вода всегда течет вниз, а люди предпочитают делать то, что легче. Легче всего пить. От этого жизнь начинает казаться более интересной. Теперь мы пьем от сна до сна. Сотни и тысячи монголов отравляют себя. И это мы, властелины мира.
