Георгий Мартынов - Каллисто
— Каким способом питаются энергией лампы?
— Источник энергии находится в них самих. Они могут гореть неограниченное число лет.
Широков подумал о той циклопической работе, которую должны были проделать каллистяне для установки мачт, шаров, да и с самим кораблем. Ему казалось, что проще было поднять «Рельос Витини» на поверхность, но он понимал величие этого памятника на дне океана и невольно преклонялся перед людьми, которых не остановила трудность задуманного.
В этом странном с земной точки зрения памятнике было что-то трогательное и грандиозное в одно и то же время.
И опять, как много лет тому назад, в день смерти Штерна, каллистяне опустились на колени и протянули руки ладонями вниз. Этот прощальный жест относился сейчас к тем, кто пятьсот лет назад умер на этом корабле.
И, не сговариваясь, Широков и Синяев сами опустились на колени рядом со своими друзьями. Находясь на Каллисто, они по-каллистянски отдали дань уважения героям, память о которых так свято чтилась планетой.
Совершив круг над «Рельос Витини», корабль стал так же медленно подниматься. Все, кто стоял на его палубе, не спускали глаз с подводного памятника, пока он не скрылся в облаке света, становившегося все более тусклым.
Корабль увеличил скорость подъема и через несколько минут вынырнул на поверхность океана, из синего сумрака в белый блеск дня. Лучи Рельоса быстро испарили воду на его прозрачной «крыше», и с прежней скоростью он помчался вперед.
— Что бы я ни увидел на Каллисто, — сказал Широков, — эта картина навсегда останется в моей памяти.
— И в моей также, — отозвался Синяев.
ГЛАВА ВТОРАЯ
АТИЛЛИ
После яркого света и расплавленного зноем воздуха улицы прохлада и мягкий полусвет комнаты успокаивающе действовали на возбужденные нервы.
Широкие окна-арки, лишенные рам и стекол, были прикрыты чем-то темно-желтым, создававшим внутри дома освещение, похожее на солнечное. Глаза, утомленные блеском Рельоса, отдыхали в этом приятном свете.
Комната была очень своеобразна.
Высота стен достигала шести-семи метров. Они были бледно-зеленого цвета и казались пористыми. У самого потолка на полметра выступал широкий карниз. Потолок был точно из темного стекла, и в нем отчетливо отражалась обстановка.
Ничем не покрытый пол, гладкий и блестящий, как идеально натертый паркет, в противоположность потолку не отражал ничего. Он был блестящ и одновременно казался матовым. Ровная вишневого цвета поверхность, на которой не видно было ни одного шва.
Углы комнаты были не прямоугольны, как на Земле, а закруглены.
Посередине, ничем не огражденный, бил небольшой фонтан. Его вода была золотисто-зеленой. От фонтана веяло прохладой, как от настоящей воды, но его струи падали совершенно беззвучно.
Мебель была удобна и своеобразно красива, не земной, а своей, непривычной людям Земли, каллистянской красотой. Каждая вещь выглядела произведением искусства по тщательности отделки и подбору красок. Причудливо изогнутые ножки кресел, панели, дверцы — все было из странного материала, ни на что земное не похожего, прозрачно-глубокого, блестящего и матового в одно и то же время.
Цвета мебели гармонировали с цветом стен. Преобладали зеленые тона.
Ни один предмет из этой обстановки не стоял вплотную к стенам, что также было непривычным. Свободное пространство позади мебели, равное полутора метрам, занимали длинные низкие ящики из зеленого «стекла» с растениями.
Больше, чем обстановка комнаты, эта флора Каллисто напоминала людям, что они находятся не на Земле. Ни одного листка, ни одного, хотя бы отдаленно похожего на земные, цветка они не видели.
Цветы переливались голубыми и странно золотистыми оттенками. Листья, свернутые в трубку, были зелеными, что особенно удивляло на Каллисто, где растительный мир имел, как правило, красные и оранжевые тона.
— Это специально выращенные комнатные растения, — сказал Синьг. — И они поставлены здесь для вас.
В доме стояла глубокая тишина. Ни звука не доносилось и снаружи, хотя дом стоял в центре огромного города.
Темно-желтый «занавес» чуть заметно плавно колебался, и это ритмичное движение действовало усыпляюще.
Широков пристально вглядывался в это нечто, закрывавшее окна, в надежде заснуть, наконец, но сон упорно не приходил.
Синяев, лежавший на другом «диване», также не мог уснуть.
Перед мысленным взором друзей стояли картины, прошедшие перед их глазами за эти сравнительно короткие часы первого дня пребывания на Каллисто. Впечатлений было так много, что воспоминаний о них хватило бы на всю жизнь, а это был только первый день в длинном ряду предстоящих им дней.
Они чувствовали себя уставшими до такой степени, что одно только неподвижное лежание на мягкой постели, тишина, царящая в доме, и прохладный полусумрак доставляли им физическое наслаждение.
Заснуть бы скорей!
Широков мечтал о приходе Синьга, который дал бы ему и Синяеву снотворное средство, действие которого они дважды испытали на звездолете, но ожидать каллистянского врача было бесполезно. Гости выразили желание отдохнуть, и они уже настолько хорошо знали каллистян, что не могли сомневаться в том, что их желание будет свято исполнено. Пока они сами не позовут, никто не войдет к ним, а где и как найти Синьга или другого врача, Широков совершенно себе не представлял. Кроме того, встать и выйти из комнаты казалось ему невозможным, так сильно он устал.
Они не разговаривали, каждый про себя переживал еще раз события дня.
Финиш звездолета, встреча на острове, странный «автомобиль», не подчиняющийся законам тяготения, планетный митинг, морской переезд на подводно-надводном корабле, и в особенности сказочное видение «Рельос Витини» на дне океана занимали их мысли, разгоняя сон.
И наконец, Атилли!
Они плохо рассмотрели город, но то, что успели увидеть, оставило сильное впечатление.
Атилли был город дворцов. Ни одного здания, к которому нельзя было бы применить это название, они не видели: каждый дворец был достоин особого описания. А вместе с тем было известно, что Атилли далеко не самый большой город на Каллисто и не самый населенный. Это была «окраина», самый северный из городов континента, а следовательно, по земным представлениям, провинция. Подавляющее большинство каллистян предпочитало жить ближе к экватору.
Город был вытянут длинной лентой вдоль побережья, и в нем было, вероятно, не меньше домов, чем в Москве, Лондоне или Нью-Йорке, но каждый дом отделялся от соседнего обширным пространством оранжево-красной растительности. Площадь, занимаемая Атилли, была чудовищно огромной.
