Роберт Хайнлайн - Переменная звезда
Капитан не дал немедленного утвердительного ответа, и Конрад подчеркнул свои намерения тем, что крутанулся на месте и направился к люку.
– Не окажете ли мне такую любезность и не проводите ли меня, – бросил он через плечо, уплывая вдаль. Я не ставлю в конце его фразы вопросительного знака, потому что он сам его не поставил.
Большинство из его свиты тронулось за ним чисто инстинктивно, как рыбки-пилоты, повсюду следующие за здоровенной акулой. Капитан Бин явно вспылил, но он был не из тех людей, которые станут закатывать скандал только ради того, чтобы показать, кто на корабле хозяин. Собравшиеся здесь должны были последовать за Конрадом, а счесть меня человеком, наделенным высокими полномочиями, могли только любители музыки. Мне стало здорово не по себе.
По пути к выходу Конрад развернулся.
– Алекс, дамы, – возгласил он, – вероятно, вы пожелаете ответить на любые вопросы, имеющиеся у хозяев этого корабля, если сумеете.
Джинни, Ренник и Робб уже поплыли к выходу, но все трое мгновенно развернулись, чтобы возвратиться к нам. Эвелин с места не трогалась. Она держалась за большой невключенный монитор.
– Соломон, ван Кортландт, мистер Котт, прошу вас следовать со мной. Мистер Хаттори, ваше участие также может оказаться полезным.
Брюс открыл рот, но капитан Бин продолжил:
– Вы остаетесь за старшего, мистер.
Брюс закрыл рот.
– Остальные могут оставаться здесь, если пожелают, под командованием лейтенанта Брюса, пока я не вернусь.
Хаттори улыбался, как музыкант, которому только что предложили сыграть джем-сейшн с Луи Армстронгом.
Диафрагмальная крышка люка открылась. Телохранительница Элис пропустила вперед Соломона и Эндрю, последовала за ними, за ней выплыл Конрад. Хаттори замкнул процессию. То ли Элис сочла банкира персоной, не представляющей никакой угрозы, то ли понадеялась на то, что выпущенные вслед пули угодят в него.
Лейтенант Брюс начал произносить речь. Я не могу вспомнить ни слова из того, что он наговорил. Речь была цветистая, торжественная, помпезная, елейная, льстивая и самовосхвалительная одновременно. Джинни выдержала пару фраз, а потом проговорила, не имея в виду ничего конкретного:
– Большое вам спасибо, командор, вы необыкновенно любезны.
Он так обрадовался, что тут же заткнулся. Если Джинни разбиралась в рангах, то она хорошо поняла, насколько высок ранг этого малого – а он, собственно говоря, именно свой высокий ранг и хотел подчеркнуть.
– Вы очень добры, мэм.
– Да. Меньше всего я бы желала, командор, отвлекать от исполнения возложенной на вас высокой ответственности. Я сама замужем за пилотом. – Я не заметил, чтобы она хоть пальцем пошевелила, но Джинни вдруг медленно поплыла прочь от Брюса и от нас. – Другие дамы и я сможем побеседовать с Джоэлем в этом уголке отсека, и я думаю, мы вам не помешаем, если не будем говорить слишком громко. А мистер Ренник составит вам замечательную компанию, спасибо, Алекс.
Эвелин и Дороти тронулись с места, когда Джинни произнесла третье слово. Я чуть помедлил, поэтому заметил выражение физиономии Брюса. Ренник сохранил бесстрастность, и это я тоже заметил.
– Надеюсь, вы извините меня, джентльмены, – солгал я, нашел, от чего оттолкнуться и устремился вслед за дамами.
Расстояние было невелико, но я преодолел его медленно, поэтому у меня было несколько секунд, чтобы немного подумать. Поравнявшись с женщинами, я обратился ко всем троим, глядя при этом на Дороти Робб.
– Время было необыкновенно милосердно ко всем вам.
Уголок губ Дороти чуть приподнялся.
– Обожаю лжецов, – сказала она, изучила взглядом мое лицо и вздернула брови. – Вы не так сильно изменились, молодой человек, но вижу, вы времени зря не теряли.
Я кивнул.
– Я старался, – согласился я. – Джинни, я так рад видеть тебя вновь. Ты выглядишь чудесно.
Ее глаза радостно блеснули из-за того, что я обратился к ней после Дороти. Сначала возраст, потом красота. Но в следующее мгновение она поняла, что второе место – не самое лучшее в группе из троих дам, и огонек в ее глазах погас.
Я это заметил, но в этот момент уже думал о другом – и возможно, это было более чем откровение для меня: я только что сказал ей чистую правду. Я действительно был рад ее видеть.
Рад – но не более того. Да, эта женщина прогнала меня из Солнечной системы с разбитым сердцем. Да, ее образ преследовал меня много дней и являлся мне во сне. Но уже лет пять, как я излечился от этого.
– Эвелин, я просто не могу передать, как это здорово – снова видеть тебя. Твои письма очень много значили для меня. Я знал, что ты станешь красавицей, но, видимо, у меня все-таки не слишком хорошее воображение. Надеюсь, ты как-нибудь позволишь мне сыграть для тебя на саксофоне.
Немного неловко было так говорить в присутствии Джинни, но у меня не оставалось иного выбора.
– Если ты позволишь мне сесть за клавиши, – ответила Эвелин.
Я изумленно уставился на нее.
– У меня есть новая аранжировка твоей пьесы "Солнце продолжает светить", и я хотела бы тебе ее показать. И еще парочка треков с твоего альбома.
Может ли ego испытывать оргазм? Из-за чего-то мое сердце забилось чаще.
– Возможно, мы могли бы отложить работу над саундтреком, пока не отснят фильм, – холодно проговорила Джинни. – Нам нужно поговорить о важных вещах, а времени у нас мало. У дедушки теперь далеко не то терпение, какое было раньше.
– Верно, стоит поговорить, – согласился я. – Так сколько пассажиров умещается в корабле твоего супруга?
– Десять, – ответила Джинни.
– Черт. – Я ощутил глубокое разочарование. Я так надеялся, что число это окажется намного больше. Скорость, в двадцать раз превышающая скорость света, – определенно, впечатляющая величина, но даже при такой невероятной скорости до Волынки нужно добираться почти четыре года. Я сомневался, что мы сможем довезти четыре с лишним сотни человек до Новой Бразилии вовремя даже с помощью ковра-самолета.
Я истратил несколько секунд на попытку определить, скольких из нас можно спасти, а сколько умрут от старости на борту космического скитальца под названием "Шеффилд" до того, как для них освободится местечко на сверхсветовом челноке, и по каким критериям таких счастливцев станут отбирать. Математика оказалась бы выше моих сил, даже если бы я точно знал, сколько на данный момент осталось в живых людей на "Шеффилде". Выше моих сил была и этика в данном вопросе.
Это было не просто жуткое разочарование – это было, помимо всего прочего, удивительно.
– В чем дело, Джоэль? – спросила Эвелин.