Ричард Фоукс - Лицо врага
— Мне кажется, нас о чем-то спрашивают, — предположил Курт.
— И что же мы ответим? — спросила Джулиана.
— Думаю, это не имеет значения. Мы не понимаем его, и нас вряд ли поймут.
— Пусть с ним говорят чугенцы, — предложил Сиборг.
Курт перевел его слова Жент’ах-рхуллу, и провидец, извинившись за вторжение и попросив внимания, принялся разговаривать с восьмигранником. Он обращался к Дайше, и это не удивило Джулиану. С кем еще мог разговаривать провидец в святая святых, если не с величайшим из своих божеств? Но впервые она задумалась над тем, что боги и духи хос’киммов могут быть не только персонажами мифов.
Кем бы ни был Дайша, он, она или они не вняли провидцу. Серебристый восьмигранник продолжал медленно и беззвучно вращаться.
Внезапно свет погас. Крахз испуганно залаял, и Джулиана едва не завыла, ощутив, как ледяные пальцы сжимают ей сердце. С ее губ уже готов был сорваться крик, но тут свет вновь зажегся.
Теперь он стал другого оттенка, а серебряный восьмигранник исчез.
Джулиана увидела на лице Курта отражение собственного изумления. Крахз задрожал, его уши задергались. Только Жент’ах-рхулл сохранял такую же невозмутимость, как и закованный в бронекостюм Сиборг.
Провидец показал на хрустальный столб.
— Пора предлагать.
— Что предлагать? — спросил Курт.
— Раскрыть тайную сущность того, что есть.
— Не понимаю.
— Я тебе покажу.
Провидец шагнул вперед и положил ладонь на поверхность кристалла. Тотчас же луч стал шире, и Жент’ах-рхулл оказался залитым светом.
В том месте, где раньше парил восьмигранник, возникло изображение хос’кимма в полном расцвете сил. Этот хос’кимм не был ни р’киммом, ни х’киммом, ни с’киммом, но как бы совмещал в себе признаки всех трех рас.
Подобно восьмиграннику, изображение вращалось вокруг своей оси. По обе стороны от него раскрылись плоские поверхности застывшей темноты. На них возникли три столбика ярких желтых символов, которые зловеще уползали вниз в никуда, а из пустоты вверху появлялись другие непонятные значки.
Голограмма продолжала поворачиваться, набирая скорость. Неожиданно мех у хос’кимма исчез; еще круг — и кожа уступила место мышцам. Затем остался лишь скелет. Одновременно с этим волны символов набегали все быстрее и быстрее.
Скелет хос’кимма растворился, сменившись последовательностью странных образов, включающих в себя графические схемы и цветовые пятна. На смену ослепительно ярким символам пришло изображение какой-то звездной системы, и Джулиана сразу поняла, что это не Чуген.
А когда на первый план выдвинулась третья от звезды планета, Джулиану поразили знакомые очертания материков.
— Боже, это Земля! — выдохнул Курт.
Над кристаллом появился другой скелет, напоминающий скелет хос’кимма. Но прежде чем Джулиана успела сформулировать отличия, скелет, словно одеждой, покрылся мышцами, кожей и мехом. Мимо него стали проноситься новые образы — лесов и равнин, очень похожих на земные леса и равнины. Призрачные пейзажи запестрели изображениями неизвестных, но почему-то смутно знакомых животных.
Джулиана не успела толком рассмотреть эти сцены — они быстро исчезли, а сменившее их изображение имело удивительное сходство с тем «червячком», которого Жент’ах-рхулл пересадил от Кмо к Курту. Затем вернулись яркие разноцветные фигурки и задвигались еще быстрее, чем прежде. Перед глазами Джулианы пронеслись другие непонятные сцены — на многих из них было запечатлено похожее на хос’киммов существо. Снова мелькнули геометрические символы и тут же исчезли, а через несколько мгновений пропали и пластины застывшей тьмы.
Из компьютера, висящего на плече Джулианы, раздался негромкий звон. Открыв компьютер, она прочла на экране: «НАДЕНЬТЕ НАУШНИКИ, ЧТОБЫ Я МОГ С ВАМИ СВОБОДНО ПОГОВОРИТЬ. АЛСИОН». Сбоку выдвинулась панель с наушниками. Надев их, Джулиана услышала голос аналога:
— Доброе утро, профессор Тиндал. Хочу поблагодарить вас за то, что нашли эту поразительную вещь.
Пораженный увиденным, Курт перевел взгляд на Джули, чтобы посмотреть, как к этому относится она. Опустив голову, девушка взволнованно шептала что-то компьютеру — наверное, записывала свои впечатления. Курт восхитился характером Джулианы и ее преданностью науке — она отнеслась ко всем чудесам гораздо спокойнее, чем он сам.
К Курту подошел Жент’ах-рхулл.
— Теперь ты, — произнес провидец и, взяв Курта за руку, вывел его вперед.
Доверяясь мудрости своего друга, он положил руку на хрустальный столб. «Другой» внутри Курта пропел единственную чистую ноту, и душа Курта наполнилась неожиданной радостью. Он застонал от внезапно нахлынувшей остроты ощущений, и Джулиана в тревоге шагнула к нему.
Жент’ах-рхулл замахал на нее руками.
— Это только для него!
Курт попытался собраться с мыслями. Жент’ах-рхулл отступил в сторону, луч расширился и охватил Курта. Он был почти такой же холодный, как ледяная вода.
Над ладонью Курта возникло его собственное изображение — не какой-нибудь обобщенный образ, а подробный и точный портрет, словно из голографической студии на Серентене. Черные пластины выпорхнули из тьмы, однако вместо символов на них был лишь единственный глиф. Вскоре пластины скрылись, а изображение Курта осталось одиноко вращаться в воздухе вокруг собственной оси.
— У оракула нет для тебя тайн, — заметил Жент’ах-рхулл. Он был явно разочарован.
— Я в этом не уверен, — возразил Курт. Его изображение все еще медленно крутилось в воздухе. Значит, устройство продолжает работать. — Дадим ему немного…
Он замолчал, потому что вернулись пластины. Только теперь их цвет изменился на ярко-синий, а символы стали ослепительно белыми. Портрет Курта пропал, и вместо него замелькал пестрый вихрь графиков и схем. Затем из моря синевы выплыла звездная система с бледными шариками планет и тут же уступила место эскизным изображениям каких-то животных. Потом, так же внезапно, все кончилось.
— Веселенькое представление, — заметил Сиборг. — Но что все это значит?
Курт чувствовал, что в образах заключался определенный смысл — даже для тех, кто не понимал языка надписей, сопровождавших изображения. В работе с Куртом устройство следовало той же схеме, что и с Жент’ах-рхуллом, однако результаты получились разные, причем бросались в глаза качественные отличия.
Оракул располагал исчерпывающими сведениями об анатомии хос’киммов — но не людей. То есть одних оно знало хорошо, а других — не очень, а возможно, не знало вовсе. Не свидетельствовало ли изменение цвета о том, что первый информационный блок представлял собой архивные данные, а второй — лишь предположения?
