Паоло Бачигалупи - «Заводная»
— Устраивать революции — жесткий бизнес, я понимаю. Поэтому зла держать не стану, — как можно убедительнее говорит Андерсон. — Все хорошо, что хорошо кончается. Мы хотим того же, чего и раньше. Всегда можно начать с начала.
Аккарат задумчиво склоняет голову набок. «Возьмет да ткнет сейчас ножом», — думает Андерсон, но на лице министра вдруг возникает улыбка.
— А вы — крепкий орешек.
— Просто деловой человек — у нас по-прежнему общие интересы. Пользы моя смерть никому не принесет, а это маленькое недоразумение можно забыть.
Немного подумав, министр велит охраннику принести нож. Пленник замирает, но лезвие скользит между запястий.
Андерсон пробует пошевелить свободными теперь руками. В одеревеневшие, гудящие кисти устремляется кровь, потом их словно начинают пронзать иглами.
— Ай!..
— Кровообращение скоро будет в норме. Радуйтесь, что мы обошлись с вами мягко. — Аккарат замечает, как тот прижимает к груди сломанный палец, сочувственно, будто извиняясь, улыбается, велит привести врача, а сам переходит к Карлайлу.
— Где мы? — спрашивает Андерсон.
— В запасном командном центре. Когда стало ясно, что в деле замешаны белые кители, я для безопасности перевел штаб сюда. — Министр показывает на большие цилиндры с пружинами. — Их из подвала накручивают мегадонты. Никто не должен знать об этом пункте.
— Понятия не имел, что у вас есть нечто подобное.
— Мы же партнеры, а не любовники. Я своих секретов всем подряд не рассказываю.
— Пружинщицу поймали?
— Это дело времени. Ее портреты на каждом углу, город не даст ей долго гулять на свободе. Одно дело — подкупить пару кителей, а поднять руку на королевскую власть — совсем иная история.
Андерсон вспоминает, как Эмико, сжавшись в комок, дрожала от страха.
— Все равно не могу поверить, что пружинщица на такое способна.
— У нас есть свидетельства очевидцев и японцев, которые ее создали. Пружинщица — убийца. Найдем, казним по старинке — и дело сделано. А японцы за свою преступную небрежность еще заплатят нам феноменальные компенсации. — Вдруг улыбнувшись, Аккарат прибавляет: — В этом мы с кителями совершенно единодушны.
Кто-то из военных отзывает министра в сторону. Карлайла освобождают от наручников, он вытаскивает изо рта кляп и говорит:
— Значит, снова дружим?
Андерсон, разглядывая суетящихся вокруг людей, пожимает плечами:
— Насколько вообще можно дружить во время революции.
— Жив?
— Ребра сломаны, — говорит он, ощупывая грудь, потом кивает на кисть, к которой врач прилаживает шину: — Чертов палец. Челюсть вроде цела. Сам-то как?
— Получше тебя. Похоже, плечо вывихнули. Все-таки не я им подсунул бешеную пружинщицу.
Андерсон, морщась, кашляет.
— Да, тут тебе повезло.
Один из военных с треском заводит пружину радиотелефона. Аккарат поднимает трубку и произносит по-тайски:
— Слушаю.
Андерсон мало что понимает, а вот глаза Карлайла постепенно делаются все шире.
— Про радиостанции говорят.
— Что? — Андерсон, кряхтя, встает и отталкивает доктора, который все еще заматывает руку. Тут же перед ним вырастают охранники, теснят от министра, отпихивают к стене. Он вытягивает шею и окликает: — Уже начинаете? Что — прямо сейчас?
Аккарат поднимает глаза, спокойно заканчивает разговор, протягивает трубку связисту, тот присаживается на пол у аппарата и ждет следующего звонка. Маховик замедляет ход.
— Покушение на Сомдета Чаопрайю вызвало большое недовольство белыми кителями. Возле министерства — демонстрации, пришел даже профсоюз мегадонтов. Люди рассержены их карательными мерами. Думаю, пора брать дело в свои руки.
— Но ведь еще не все деньги розданы кому надо, не подошли ваши соединения с северо-востока, мои ударные команды прибудут не раньше чем через неделю.
Аккарат, улыбнувшись, пожимает плечами.
— Когда идет революция — порядка не жди, подворачивается возможность — пользуйся. Тем не менее вы, думаю, будете приятно удивлены. — Он отходит к телефону, начинает отдавать приказы; набирая обороты, жужжит маховик.
Андерсон разглядывает спину человека, который при Сомдете Чаопрайе был лишь услужливой тенью, а теперь, став главным, уверенно раздает указания.
Снова звонит телефон.
— Безумие какое-то, — бормочет Карлайл. — Мы-то как — все еще участвуем?
— Трудно сказать.
Аккарат оборачивается, хочет что-то сказать бывшим пленникам, но замолкает, склонив голову. Потом благоговейно произносит:
— Прислушайтесь.
По городу прокатывается гром. Вдали за окнами командного центра что-то коротко вспыхивает — будто молния. На лице Аккарата играет улыбка.
— Началось.
39
Запыхавшаяся Канья вбегает к себе в кабинет, видит ждущего ее Паи и спрашивает:
— Где отряд?
— Недавно было построение у общежития холостяков. Мы вернулись, когда узнали, что тут…
— Они еще там?
— Кто-то — наверное. Говорят, Аккарат и Прача все-таки устроят переговоры.
— Не устроят! Созывай всех. — Она лихорадочно собирает по кабинету обоймы к пружинному пистолету. — Выводи на построение с оружием. У нас мало времени.
Паи удивленно глядит на Хироко.
— Это пружинщица?
— Насчет нее не беспокойся. Знаешь, где сейчас Прача?
— Говорят, осмотрел периметр и вроде хотел выйти к профсоюзу мегадонтов…
— Выводи отряд на построение, ждать больше нельзя.
— Вы с ума…
От взрыва дрожит земля. Снаружи слышен треск падающих деревьев. Паи ошеломленно вскакивает и подбегает к окну. Воет пневмосирена.
— Торговля. Они уже здесь, — говорит Канья и хватает пистолет. Хироко стоит неподвижно, по-собачьи склонив голову набок, вслушивается, потом, словно что-то почувствовав, поднимает глаза — целая серия взрывов сотрясает все здание, с потолка падают куски штукатурки.
Канья выбегает в коридор, куда из соседних кабинетов выскакивают те немногие кители, что работают в вечернюю смену, еще ждут назначения в патруль или в оцепление в доки и на якорные площадки, и спешит наружу в сопровождении Хироко и Паи.
Воздух пропитан тягучим жасминовым ароматом, дымом и еще одним острым запахом, которого Канья не ощущала с тех самых пор, как над Меконгом по старинному Мосту тайско-лаосской дружбы на бой с повстанцами во Вьетнам проехали отряды военных.
Пробив внешнюю стену, в комплекс въезжает танк.
Железное чудовище на гусеницах — в два с лишним человеческих роста, защитного окраса, чадящее горячим дымом, — палит из главного орудия. Из ствола вылетает огонь, танк чуть отбрасывает назад. Башня со скрежетом поворачивается, выискивая новую цель. Канью обдает градом кирпичей и мрамора, она бежит в укрытие.
