Владимир Савченко - Время больших отрицаний
К скрипкам присоединились какие-то голоса, тоже высокие, дисканты; настолько высокие и проникающие в душу, что непонятно даже, человеческие ли, птичьм… или ангельские?
Далее прибавились и звуки фортепьянные, тоже в самом высоком регистре — дробно-рассыпчатые трели. Все на высоких тонах.
Концерт Творения-Дробления для Голосов с ВсеОркестром!
Варфоломей Дормидонтович, который более других размышлял об этом, первый и понял, что все означает. Не они делают. Но и не с ними теперь, под видом одного другое. Они допущены, участвуют.
… Они могли приписать себе, своим умам, трудам, знаниям и смекалке многое: создание Ловушек и К-полигона, добычу астероидов в ЗаМарсьи и идею Дробления, даже перенос комьев вещества из Цикла в Цикл, в антивещественную фазу. И еще, и еще: мы-ста!.. И Буров, коий своим нововведением в эксперимент оказался причинеее других к этой музыке, мог приписать себе и только себе все свето-звуковые преобразователи (а как из-за них в свое время претерпел, Пец грозился выгнать в 24 часа!). Но ЭТО звучание, эту музыку творения мира ни он, ни все другие себе приписать никак не могли. Любители серьезной музыки среди них были, но композиторов — нет. Это ВсеЗвучание, аккомпанемент Творения Дроблением могли создать лишь композиторы сильнее Моцарта, Бетховена и Чайковского.
… Да и те, как и все другие великие, просто переводили в нотные знаки, в звуки инструментов звучавшую в них (в некоторых, как в Моцарте, с малолетства) Речь Вселенной. Позже, в 20-м веке, когда человечество начало возвращаться на четвереньки, оно стало глухо к первичному смыслу музыки; от той Речи воспринимало только простые обезьяньи ритмы.
А в этом эксперименте, понимал Любарский, не просто так зазвучала Вселенная — она направляла его. Она делала, формировала что-то глубинное — может, структуры, может, судьбы; они лишь соучаствовали. Как мелодии или, скорее, аккомпанемент.
Да, это была Речь Вселенной — музыка, относимая ветром, порывистая, в чем-то скрипичная, местами фортепьянная в верхних регистрах, с высокими голосами — торопливая, в ритме происходящих внизу процессов, и невнятная, как они же. И понятная еще более, чем они. Сразу и Чайковский, и Моцарт, и шопеновская нежная боль жизни… Ее нельзя было перевести в слова, да и незачем. Главное, что она была — непридуманная никем, несочиненная, неожиданная и прекрасная. Это весило страшно много, больше всех их дел и открытий, вместе взятых.
… Даже цифры на пультовом табло, на всех Табло башни мелькали в ритм с Музыкой Сотворения.
Виктор Федорович подошел к дублирующей панели, где стоял Панкратов, буркнул ему: «Извини,» — нажал красную клавишу на краю ее.
— Ты чего? — встревожился Миша, но увидел там надпись «Запись». — А… ну, правильно.
— Такой симфонии цены нет, — молвил главный инженер, отходя.
9.Но сверх Музыки — произошло?.. Не получилось?
— Что-то ничего не видно, — сказал Любарский.
— И хорошо, и не должно быть видно, — сипло молвил НетСурьез. — Ни света, ни цвета, ни звука, значит, в самый раз. Теперь туда светить надо. Миш, направь. Панкратов общей рукоятью повернул и направил вниз прожекторы по краям мостика. Прожекторы были с фильтрами, инфракрасные — но уже в нескольких метрах под ВнешКольцом дали внедрившиеся в К-пространство водопадно яркие голубые снопы света.
Да, теперь было видно. На экранах и под ногами, за оградой Мостика, штангами и градусной сеткой. Холм и груды чего-то с резкими изломами и тенями от них.
Подробности воспримутся потом. Главным было то, что холм заполнил место куда большее прежнего, для «открытки»; и даже стал как-то ближе, т. е. выше. Подрос. От него на ВнешКольцо потянул такой лютый холод, что новогодний мороз окрест показался теплом.
— В яблочко, а! — повернулся Миша к Имяреку. Он лучше других понимал, насколько первое Дробление вышло «в яблочко»: раз нет свечения при К8640, то там не испускаются даже далекие инфракрасные лучи. Нечему их там испускать, почти абсолютный нуль температур. И радиации тоже нет, раз нет радиогенного тепла.
Произошло. Раздробленные умело ядерные h-»затравки» дали долго длящиеся во времени стабильные вещества!
Так в день текущий 0,1503 янв Или
1 января в 3 ч 36 мин Земли
1 + 0 января 21 ч с минутами на уровне К6
— исполнили первую ступень Дробления. Скрипично-фортепьянную.
— Давай сразу второе, это же идеальная удача. — предложил Панкратов.
— Да… хотя… — НетСурьез стоял в задумчивости; он колебался. — Впрочем, что ж…
И включил автоматику на второй заход.
10.Настолько было глубоко резонансное охлаждение созданных Дроблением атомов, что только съежившись опять в малое пятнышко в центре полигона, это скопление новорожденного вещества замерцало — сперва алым и желтым, потом голубым светом. И снова все там снова исчезло, собравшись в яркую точку под заострившимися в незримые НПВ-иглы электродами.
Начало второй ступени узнали по тому, что все гриллианды высоковольтных изоляторов от самого верха Башни снова окутали голубые нити перегрузочных разрядов — ярче и обильнее, чем первый раз; от них пошло яростное шипение, трески, грозовой запах озона.
Но это означало, собственно, что 2-й акт Дробления завершился, там внизу все произошло: НПВ-молоты-электроды своим сверх-полем и сверхкрутым К-триллионным барьером во времени раздробили, порвали «ядерные нити-события» всех атомов там, в центре полигона — всех до единого, сколько их было в К-точке, — на тысячи событий-обрывков. Процесс этот был еще в тысячи раз короче той определенной Пецем длины-длительности ядра-события в 10^16 секунды; мгновеннее не бывает.
Время рвало ядра. Три лихих слова, кои Имярек так и не сказал никому, опытный псих, колотый, вязаный и битый, — опасался. Тот поток времени, который несет все плавно, обеспечивает устойчивое бытие, он же, будучи сейчас переведен в крайнюю неоднородность, круче тысячи Ниагар, — делал противоположное. Рвал все и вся на события-флюктуации…
… И НетСурьез в это кратчайшее мгновение на свой манер постиг, почему первой ступени сопутствовала музыка. Не самому Дроблению, грубому акту насилия над материей, она сопутствовала, а тому что после него:
— от каждого раздробившегося обрывка, от затравочной флюктуации потянется новая «нить во времени». Новое долго существующее ядро и электронные оболочки вокруг: новый атом. И они все должны, как это и в обычной природе есть, взаимодействовать, образовать или не образовать молекулы, цепочечные или циклические связи, кристаллы… и так до монолитов, до скоплений глыб, до залежей чего-то. Образовывать структуры.
— вот это и звучало. Потому что не просто кучей, не холмом был результат 1-го Дробления, а сложной, выразительной, во многом гармоничной структурой.
