Колин Уилсон - Башня
Найл встал и прикоснулся к шее ниже затылка. Чувствовались ушибы, но главное, не было следа колотых ран. Затеплилась надежда. По какой-то невообразимой причине бойцовый паук не тронул Найла. Быть может, вмешался Стигмастер?
Найл вновь осторожно поднялся по лестнице, на этот раз до уровня улицы. На камне еще не успели просохнуть следы его прежней попытки: видно, в бесчувствии он пролежал совсем недолго. Подняв голову, Найл пристально посмотрел на мост. Пусто. Пусты были и улицы квартала рабов. Найл стал примеряться, как бы ловчее перебежать к ближайшему зданию, но тут бросилась в глаза запекшаяся на руке грязь, и он решил чуть задержаться. После недавнего происшествия Найл готов был шарахаться от любого угла. С минуту он постоял, зорко оглядываясь, не шевелится ли что подозрительное на улице или набережной. Убедившись, что они пусты, Найл поспешил обратно к реке. Зайдя по колено в воду, он смыл грязь с рук, ног и лица. А когда шел обратно к берегу, в голове проклюнулась показавшаяся несуразной догадка.
Он стал осматривать следы, оставшиеся на том месте, где он слетел со ската. Четко различались вмятины, оставленные при падении коленями и локтями. На сравнительно податливом грунте отпечатались также места, где упирался когтями паук, стоя над поверженным телом. Слева отпечатков насчитывалось четыре, справа только три. У нападавшего караульного паука не хватало одной передней лапы.
С ясностью, перешедшей в понимание, у Найла в голове очертился образ разнесчастного вида паучищи — лежит, распростершись, на солнце, из увечной передней лапы на дощатый настил ладьи цедится струйка бледной крови. И он тут же с уверенностью понял, что догадка оказалась верной. Сердце стиснуло от бессмысленного, благодарного восторга. Смутное чутье, что удача сопутствует ему, наполнило ощущением странного спокойствия. Он не спеша поднялся по ступеням, посмотрел налево-направо — убедился, что дорога свободна, — и пересек улицу с видом человека, идущего по вполне законным делам.
Фасады домов, стоящих к реке лицом, имели внушительный вид, но было ясно, что уже скоро его лишатся. Растрескавшиеся тротуары покрывал хлам из битого стекла и истлевшей дранки. Здесь же Найл впервые увидел и проржавевшие остатки автомобилей, многие из которых раскрытыми дверцами походили на дохлых крылатых насекомых. Большинство окон и дверей в южной части города почему-то сохранились. Оконные проемы были свободны от стекол, а покосившиеся двери сиротливо висели на петлях. Вид у квартала рабов был такой, будто по нему пронеслась банда уличной шпаны.
Идущий от моста проезд был увешан тенетами, местами такими толстыми, что напоминали скорее плотную занавесь; инстинкт упредил юношу, чтобы он под них не совался. Вместо этого он вошел в здание, на побитом фасаде которого все еще висел огромный плакат: «Всемирная страховая компания». Найл пошел по заваленному дранкой и штукатуркой пыльному каменному полу, чередой коридоров, выходящих на узкую улицу. Осмотрительно выглянув в окно, Найл тотчас втянул голову обратно. Метрах в пятнадцати сверху деловито чинил свою сеть смертоносец. Найл успел загасить вспышку тревоги, прежде чем она разрослась, и отступил в коридор. В соседней комнате беспорядочно громоздилась сломанная мебель, дверь прислонена была к комоду, соседствующему с пустым оконным проемом. Встав на пятачке между дверью и комодом, Найл смог толком рассмотреть улицу и понаблюдать, как паук терпеливо работает над сетью. Через полчаса донеслись первые звуки, дающие понять, что место обитаемо: голоса, звуки шагов, хлопанье дверей. Вровень с окнами первого этажа по улице замельтешили люди. Вон прошла какая-то толстомясая тетка с арбузными грудями и ногами-бревнами, мягко выводя что-то носом. Бросилось в глаза, что под паутиной она прошла совершенно спокойно, словно не замечая.
По мере того как солнце поднялось чуть выше и заглянуло в улочку, снаружи стало оживленнее. На тротуары высыпала детвора, многие ребятишки жевали куски сероватого хлеба. Некоторые — непоседы — верещали, носились, смеялись; большинство же имело равнодушный, квелый вид. От Найла не укрылось, что преобладают низкие покатые лбы, плоские скулы и глаза-щелки. Вон пухлый косолапый мальчишка подошел к маленькой толстушке девочке и выхватил у нее из рук краюху хлеба. Та громко взвыла, но никто не обратил внимания. Толстяк прислонился неподалеку к стенке и слопал чужое. Затем подошел к девочке — совсем маленькой (та только что вышла на улицу) — и рванул у нее корку. Малышка уперлась, силясь удержать еду. Тогда толстяк пихнул ее в грудь с такой силой, что та попросту отлетела. А малолетние их сверстники сидели себе в проемах подъездов или на тротуарах и продолжали с тупым видом жевать, не пытаясь прятать свои краюхи.
На середине улицы появился малыш. Он бежал, взмахивая руками, изображая из себя птицу, и издавал чирикающие звуки.
Пробежав под починенной паутиной, он неожиданно остановился и поглядел на нее снизу. Затем, к изумлению Найла, нагнулся и, подхватив какую-то деревяшку, запустил ее в воздух. Силенок у него было всего ничего, деревяшка подлетела невысоко. Мальчуган подкинул ее снова, на этот раз чуть повыше. Тут к нему подошел косолапый толстяк, уже управившийся с едой, и, выхватив у малыша деревяшку, со всей силы швырнул ее в воздух. На этот раз она угодила в паутину и, зацепившись, повисла там. Паук мгновенно (Найл просто обмер) кинулся вниз, оставляя за собой нить паутины, и с проворством набросился на малыша. Найл ожидал, что сейчас в беззащитное тело вопьются клыки. Ребенок же, наоборот, зашелся от смеха, когда восьмилапый повалил его на землю. Через несколько секунд паук опять взвился в воздух на своем страховочном конце, а мальчуган вскочил и умчался. Найл решительно ничего не мог взять в толк. Получается, смертоносец играл с ребенком?
Стоять в мокрой одежде становилось неприятно, а когда на Найла к тому же с любопытством уставился пробегающий мимо окна любопытный ребенок, он подавно решил, что дальше играть в прятки не имеет смысла, и вышел на улицу. Никто не удостоил его ни малейшего внимания. Паук сверху как ни в чем не бывало чинил сеть, очевидно уже и забыв, что делается внизу. Вот только маленький косолапый толстяк мерил Найла недобрым взглядом, одновременно и насмешливым и враждебным.
Медальон обострял чутье, делая восприятие изумительно острым. Квартал рабов, обнаружил Найл, был полон запахов, и приятных и неприятных; запах стряпни смешивался с вонью гнилых овощей и канализации. В водосточных канавах полно было всякого мусора. Как выяснилось, в квартале рабов обитают не только одни люди. Вот ребенок бросил большую хлебную корку, и ее на бреющем полете умыкнула птица, мелькнув рядом с его головой. А в затененном пустом тупике обнаружилась большая серая крыса, пожирающая расквашенный арбуз. Зыркнув на Найла колкими глазками, она, очевидно, решила, что на него можно не обращать внимания, и продолжала жрать. Через долю секунды прямо на нее сверху свалился паук, животное успело издать лишь сдавленный сиплый писк, прежде чем клыки сделали свое дело. Еще доля секунды — и паук исчез вместе со своей добычей. Все произошло настолько молниеносно, что Найл не только испугаться — притормозить не успел. Он лишь нервно поглядел наверх, на нависшие тенета, в которых скрылся паук, и заспешил дальше.
