Игорь Забелин - Записки хроноскописта
— Добрый друг Абульгази. — Странно улыбаясь, он смотрел на Казан-бека. Вместе от персидского шаха убегали. Добрый друг.
Кара-Сердар надолго умолк, а потом поднял на Старовойта ясные, умные глаза.
— Пошлем хабарщиков в Хиву, — сказал он, к великой радости купца.
И хабарщики действительно ушли в Хиву. Но не старые знакомые Старовойта, а новые, ему неизвестные.
За время долгого сидения на Каратау Старовойт обзавелся многими знакомыми. Он отметил потом, что жили «трухменцы» в караой и потайных пещерах, а глинобитных тамов у них было почему-то мало. Ни о положении в государстве Кара-Сердара, ни о настроении его подданных Старовойт ничего не сообщал; может быть, его это не интересовало, но вполне вероятно, что с ним и не откровенничали.
Вторично Кара-Сердар позвал к себе купца лишь после возвращения хабарщиков из Хивы.
Старовойт застал повелителя Каратау за странным делом: Кара-Сердар переставлял по шахматице — клетчатой доске — «поганые песьи головы», как написал позднее купец.
— В Хиву не пойдешь, — лаконично сказал Кара-Сердар. — Здесь торгуй.
И властным жестом отпустил купца.
Отъезд Старовойта в Кабаклы совпал с облавной охотой солоров — племени, во главе которого стоял Казан-бек. Сначала молодые воины на горячих конях несколько раз пронеслись перед зрителями, на всем скаку жонглируя оружием, а затем их скрыло облако пыли — Казан-бек увел солоров в пустыню.
Вот, собственно, и все, что почерпнул я из книжки полувековой давности. Немного, но и не так-то уж мало.
Разумеется, прежде всего я обратил внимание на фразу Кара-Сердара, относящуюся к Абульгази: «вместе бежали из Персии!»
Как очутился там Абульгази, мы знаем. А Ибрагим?.. Но тут, строго говоря, не может быть двух мнений: дерзкий расхититель ценностей фараонов однажды все-таки попался и был продан в рабство — не на должность же визиря его пригласили в Исфахан, тогдашнюю персидскую столицу!.. Но в Исфахане, в крепости Табарек, и находился в то время Абульгази, будучи почетным пленником шаха. И в этой ситуации все ясно: Ибрагим мог быть приставлен к Абульгази либо как слуга, либо как тайный стражник.
Какие взаимоотношения могли возникнуть у Абульгази и Кара-Сердара?
Социальный барьер, их разделявший, был, конечно, очень высок — пленник царского происхождения и обращенный в рабство нубиец, — куда уж, как говорится, дальше! Но я склонен все-таки допустить некоторые отклонения от общепринятых правовых норм. Впрочем, судите сами.
Они единоверцы — мусульмане, но мусульмане из разных стран. Один из них, именитый, в будущем станет историком. По-человечески вполне правомерно допустить, что он заинтересовался Египтом, а второй, неименитый, знал эту страну хорошо и — натура, как мы знаем, художническая — наверняка обладал достаточно пылким воображением, чтобы рассказывать увлекательно.
Понятно, Ибрагим не знал и не мог знать историю Древнего Египта. Но он знал, что гробницы Долины Царей великолепны и что только могущественных владык хоронят в таких гробницах.
Абульгази в «Родословном древе тюрок» скромно признается, что сам он прямой потомок Чингис-хана. Конечно, это признание не для ушей кула, раба. Но если кул рассказывает о великих царях прошлого, то как не осадить его, как не поведать ему о несравненном, о величайшем из величайших, чья кровь течет в твоих жилах?
Если вы помните, хроноскоп при анализе египетских и мангышлакских надписей подчеркивал различие в профессиональной умелости создававшей их руки… Совсем не исключено, что Абульгази использовал Ибрагима как писца, а может быть, и повелел ему записать рассказы о Египте, заставив его таким образом натренировать руку…
Но взгляды на искусство у них, бесспорно, были разными. Абульгази наверняка был ценителем и знатоком архитектуры, декоративного орнамента, изящных лирических газелей с их узаконенными бейтами-двустишиями, рифмами и редифами… Ибрагим же рассказывал ему о скульптурах, о стенах гробниц, расписанных загадочными сценами, о выступающих из-под песка колоннах с вырезанными на них обнаженными фигурами… Ибрагим рассказывал о соперниках аллаха — ему одному, творцу-муссавиру, дозволено творить людей и животных, — и рассказами своими вольнодумец Ибрагим был страшен или неприятен правоверному Абульгази.
Едва ли Абульгази откровенно выражал свою неприязнь: они оба мечтали о свободе, и там, в Персии, Абульгази нуждался в Ибрагиме.
Они вместе бежали из крепости Табарек, благополучно добрались до знакомых Абульгази мест и нашли приют у туркмен из племени эрсари.
Им-то и продал Абульгази-Бохадур-хан вольнодумца Ибрагима за два харвара зерна.
… До сих пор у нас с Березкиным все сходилось как нельзя лучше.
Но вот какие исключительные обстоятельства вторично обращенного в рабство Ибрагима превратили в грозного для Абульгази и Ануша-хана Черного Военачальника?
Пришлось снова засесть за книгу, написанную совместно отцом и сыном. Помните, у первого «Ибрагим», у второго «Кара-Сердар»?
Я нахожу для такого превращения только одно объяснение, но, по обыкновению, оставляю за моими читателями право на собственное суждение.
Вот какие события (они описаны Ануша-ханом без каких-либо прикрас) произошли вскоре после воцарения Абульгази в Хиве.
Заняв на престоле место Исфандияр-хана (тот умер как будто бы своей смертью), Абульгази весьма основательно ущемил интересы туркменских нукеров и роздал самые доходные должности новым царедворцам. Кроме того, он оказал, говоря современным языком, экономическое давление на туркменские племена, перераспределив земли между узбеками и туркменами так, что последним достались плохо орошаемые участки. Вполне понятно, что туркмены взбунтовались.
И тогда Абульгази пригласил аксакалов разных туркменских племен (в том числе и от эрсари) для урегулирования разногласий, обещая им справедливый суд.
Предложение Абульгази было принято, и обе заинтересованные стороны решили встретиться в пустыне под Хазараспом.
И встретились. И поговорили.
Абульгази-Бохадур-хан пригласил всех приехавших туркмен на пир, и они не отказались от приглашения.
Но к Хязараспу заблаговременно были стянуты отборные головорезы Абульгази, получившие приказ уничтожить пирующих.
По свидетельству Ануша-хана, в резне погибло около двух тысяч туркмен.
Но полностью своей цели Абульгази не достиг.
Туркмены, оставив на разграбление свои аулы, сумели организованно отступить и ушли на Мангышлак.
Логический анализ но оставляет почти никаких сомнений, что от полного разгрома туркменские племена спас Ибрагим. Превосходно представляя себе «благородство» Абульгази-Бохадур-хана, этот кул наверняка предостерегал туркмен, советуя не принимать участия в переговорах и пире. Его не послушали, — да и кто станет слушать кула?! — но часть воинов все-таки уклонилась от пиршества.