Сборник - Фантастика, 1983 год
Новый уровень мастерства требовался от меня, когда на дороге появлялось одновременно несколько автомобилей. Едва я поднялся над травой тоненьким прутиком, так ясно понял основную хитрость движения в двух направлениях сразу. Я усвоил ее без особых размышлений, просто в силу обстоятельств, когда увидел пешего, идущего с востока, и конного на западе. Мне надо было идти в двух направлениях одновременно, что я и сделал. Я думаю, это как раз то, что удается нам, деревьям, без труда. Несмотря на волнение, мне удалось миновать всадника, а затем удалиться от него, в то время как я еще приближался вперевалку к пешему, и миновал его (в те дни не могло быть и речи о нависании!), только когда исчез из поля зрения наездника. В тот первый раз, когда мне, такому молодому, удалось все сделать правильно, я был горд собой, хотя не так уж все и сложно. С тех пор я делал так бесчисленное количество раз, нимало не задумываясь, даже во сне. Но задумывались ли вы когданибудь, какое мастерство требуется от дерева, когда ему приходится увеличиваться одновременно, но с несколько отличной скоростью и несколько отличным образом для каждого из сорока водителей автомобилей, движущихся в противоположных направлениях, и в то же самое время уменьшаться для сорока других, не забывая, однако, нависать над всеми ними в нужный момент: и так минуту за минутой, час за часом, с рассвета до заката, и даже во тьме ночной?
В моей дороге отдыхать не приходилось, она работала целый день под почти непрекращающимся потоком машин. Она работала, и я тоже работал. Мне уже больше не надо было так трястись и подпрыгивать, но приходилось бежать все быстрее и быстрее; с чудовищной скоростью расти, зависать и стягиваться в ничто за мгновение - все в спешке, не имея времени порадоваться движению, без отдыха, снова, снова и снова.
Очень немногие водители давали себе труд посмотреть на меня, даже мельком. Казалось, они больше вообще ничего не видели. Просто таращили глаза на дорогу перед собой. Похоже, они верили в то, что куда-то направляются, к чему-то стремятся. К их автомобилям спереди были прикреплены маленькие зеркальца, на которые они время от времени взглядывали, чтобы увидеть место, где они уже побывали, после чего их взгляд опять застывал, прикованный к дороге впереди. A я-то думал, что только жуки так заблуждаются относительно Прогресса.
Жуки всегда в спешке, а вверх никогда не смотрят. Я всегда был очень низкого мнения о жуках. Но они по крайней мере не нарушали мою жизнь.
Признаюсь, что в благословенной темноте тех ночей, когда луна не серебрила мою крону, а я не заслонял звезд своими ветвями, когда я мог отдохнуть, то порой всерьез думал о том, чтобы перестать выполнять свой долг перед общим Порядком Вещей - перестать двигаться. Ну, не совсем всерьез. Наполовину всерьез. Просто от усталости. Но если даже молоденькая глупенькая вербочка у подножия холма признавала свой долг и подскакивала, перекатывалась, ускорялась, вырастала и уменьшалась для каждого автомобиля на дороге, то как мне, вязу, не следовать этому долгу? Честь обязывает, и каждое мое семя перед тем, как упасть, уже знало свой долг.
Вот уже пятьдесят или шестьдесят лет прошло с тех пор, когда, согласившись поддерживать Порядок Вещей, я внес свою долю в поддержание у людей иллюзии, что они куда-то движутся. И я бы рад поддерживать ее и дальше. Но произошли настолько страшные события, что я хочу выразить протест. Я не против того, чтобы двигаться в двух направлениях сразу, не против расти и уменьшаться одновременно, даже не против нестись с противоестественной скоростью шестьдесят или семьдесят миль в час. И я готов продолжать все это делать, пока меня не срубят и не выкорчуют. Это моя работа. Но я гневно протестую против превращения меня в нечто вечное.
Вечность - не мое дело. Я - вяз, ни больше и ни меньше.
У меня есть свои обязанности, и я их выполняю, есть свои радости, которые приносят мне наслаждение (хотя их стало меньше, потому что птиц стало меньше, а ветер перестал быть свежим). И хотя меня можно назвать долгожителем, я преходящ - это мое право. Быть смертным - моя привилегия. А именно ее у меня отобрали.
Случилось это в прошлом году, ненастным мартовским вечером.
Как обычно, дорога корчилась под волнами автомобилей, быстро движущихся в обоих направлениях. Я был так занят, проносясь мимо, вырастая, нависая, уменьшаясь, а темнота наступала так быстро, что я не сразу понял, что случилось. Водитель одного из автомобилей, по-видимому, почувствовал, что его потребность “попасть куда-то” стала исключительно неотложной, и поэтому попытался обогнать впереди идущий автомобиль. Этот маневр подразумевает временное отклонение Движения Дороги и смещение на дальнюю сторону, которая обычно движется в другом направлении (и позволено мне будет выразить свое восхищение умением дороги выполнять такие маневры, что должно быть непросто для неживого существа, сделанного человеком). Однако другой автомобиль оказался совсем близко к спешащему в тот момент, когда он переменил сторону - прямо перед ним; а дорога ничего не могла поделать, она и так уже была переполнена. Чтобы избежать столкновения со встречным автомобилем, спешащий автомобиль совершенно нарушил направление дороги, повернув ее на север по собственному желанию и заставив меня прыгнуть прямо на него. У меня не было выбора. Мне пришлось ринуться на него с огромной скоростью 85 миль в час. Я взмыл в воздух и завис над ним - чудовищный, огромный, больше, чем когда-либо раньше. А затем я ударил машину.
Я потерял изрядный кусок коры и еще кусок луба, что более серьезно. Но в месте удара я был почти девяти футов в обхвате, поэтому значительного вреда удар мне не причинил. Мои ветви взметнулись, прошлогоднее гнездо малиновки упало и, потрясенный, я застонал. Это был единственный случай в жизни, когда я сказал что-либо вслух.
Автомобиль издал ужасный звук. Он был совершенно разбит моим ударом, буквально раздавлен. Его задняя часть не очень пострадала, но передняя была скручена и смыта подобно старому корню; он рассыпался яркими кусочками, которые разлетелись кругом и упали каплями металлического дождя.
Водитель не успел ничего сказать: я убил его мгновенно.
Я протестую не против самого факта. Произошло то, что должно было произойти - мне пришлось его убить, Я не имел выбора и потому не сожалею. Но я протестую против того, сама мысль о чем для меня непереносима. В тот момент, когда я прыгнул на него, он увидел меня. Он наконец взглянул вверх.
Он увидел меня, каким меня никто не видел - даже дети, даже люди в те дни, когда они еще смотрели на окружающий их мир. Он увидел меня целиком - и больше ничего и никогда не видел и не мог увидеть.
