Ник Перумов - Череп в небесах
– Так ты уже это сделала.
– Я? Ничего подобного. Знаю, что тут всё пишется, само собой! Так вот, всё, что я сказала – что у меня братья и сестры раскиданы по имперским приютам. Могу я в состоянии аффекта позволить себе нелицеприятное высказывание сам знаешь о чём? Меня за это на Сваарг не отправят. И уж тем более это не доказывает, что я работаю на Дариану!
– Я знаю, что ты работаешь на неё, – сказал я, не отводя взгляда. – А ты знаешь, на кого работаю я.
Гилви не сдавалась.
– Сказки всё это! – бросила она, явно не для меня, для ведущейся записи, о которой она, как оказалось, прекрасно осведомлена.
– Ну, могу перечислить всех связников и осведомителей. Назвать Арийца, или Свирепого, или Бушмена, или Сахару?
Гилви стоически приняла удар.
– Оговорить невинных – самое простое дело. Твоё слово против моего. А доказательства есть? Может, они в ведомости у Дарк расписывались? Или в казино за раз годовое офицерское жалованье спускали?! Болтать-то все сильны, а вот настоящие улики представить – тут не языком работать надо!
– А мне не надо будет никого оговаривать, – сообщил я. – Это наше частное расследование. Гестапо и ему подобных мы в это втягивать не станем.
– И что ж тогда?
– Да ничего. Канал утечки информации пресечён. Останется только арестовать Гладиатора, шифровальщика в штабе корпуса. Крайне неосторожно со стороны вашего Центра сообщать рядовому агенту такие сведения.
Гилви зашипела, глаза её сощурились.
– У тебя нет выхода, Гил. Ты всё знаешь обо мне, я – о тебе. Только я могу действовать, а ты нет.
– Меня оправдают, – якобы беззаботно фыркнула она. – Ведь не посмеете же вы расстрелять без суда и следствия офицера имперской службы безопасности? Герру Иоахиму фон Даркмуру это очень не понравится. И даже покровители Валленштейна вашему произволу не помогут!
– Ты держишься молодцом…
– Что за дешёвые покупки!
– Нет, не покупки. Правда. Посмотри на меня, ты же чувствуешь, лгу я или говорю правду.
Она взглянула исподлобья, скривилась.
– Правду я говорю или нет?
– Откуда мне знать? – Гилви отчаянно защищалась. Минута слабости миновала. Передо мной вновь оказался агент, из последних сил цеплявшийся за уже распавшуюся (по крайней мере, для меня) легенду.
Я вновь придвинулся к ней.
– Гил, ты знаешь, что я прав. Знаешь, хотя сейчас изо всех сил пытаешься не оставлять дополнительных улик. Ну, так я постараюсь показать тебе кое-что другое. Ты зря говоришь, что человеческая раса тебе безразлична. Иначе ты бы занялась чем-то другим, нежели работой в разведке Дарианы Дарк.
– Не подходи ко мне! – взвизгнула Гилви, но я уже, что называется, подошёл.
…Второе наши слияние оказалось ещё более глубоким и болезненным. И действительно чем-то напоминало оргазм, такой, от которого голова идёт кругом, а в глазах вспыхивают звёзды.
На сей раз я старался показать ей мои видения. Те самые, с полчищами «маток» в космосе, с исполинскими живыми кораблями, спокойно поднимавшимися и садившимися на поверхности планет. Те самые, что стоили мне бессчётных – и бессонных – ночей.
Я впивался в Гилви, словно вампир в жертву; сперва она билась подо мной, но очень быстро затихла, глаза её закатились, из полуоткрытого рта потекла струйка слюны; я тоже терял ощущение реальности, видения вновь нахлынули на меня сплошным потоком, и теперь уже не только мои, но и Гилвины.
…Ей, конечно же, предстало не только это. Мне открывался космос – Гилви спускалась сквозь атмосферу неведомых планет, где среди красных скал тяжело колыхались морские волны – только вместо воды там раскинулся матово-блестящий студень биоморфа. Целые моря и океаны – один сплошной биоморфный реактор.
Это отличалось от моего собственного видения, когда мне представали планеты, покрытые с полюса до полюса сплошной чёрной жижей, над поверхностью которых сами собой поднимались «матки»; здесь было другое. Наверное, этого и следовало ожидать – миров, подчинённых биоморфами, множество, они все разные, наверняка и сами «колонии» биоморфов на них отличаются друг от друга, как отличается Новый Крым от рудничного Борга.
Стоп, сумел сказать я себе. Ты мыслишь слишком прямыми категориями. Так и видится кошмарная цивилизация биоморфов, поставившая себе параноидальную цель – извести всё живое в галактике, если только оно им не подчинится. Мол, Дбигу уже подчинились (почему в каждом из них я и чувствовал биоморфа), а мы, люди, стоим насмерть, вот они нас и…
Ерунда, конечно же. Сюжет скорее уж для виртуалки. Нет никакой зловещей «цивилизации», потому что для любой, сколь угодно причудливой формы органической (или неорганической) жизни два плюс два всегда четыре, и против этого факта не попрёшь. Скорее всего, биоморфы эти – просто вроде плесени, паразиты межзвёздного уровня…
Нет, тоже не так. Биоморфы казались чьим-то инструментом, не более того. Используемым странно с нашей точки зрения, но тем не менее именно инструментом.
…Биморф в этом видении был сложным и неоднородным. Ему наверняка требовалась энергия, масса энергии. Он наверняка обзавёлся сложными «органеллами», позволявшими ему усваивать и свет дневного светила, и тепло недр, и, кто знает, может, даже и радиацию. Он жил, извергая из себя потоки новосотворённых живых существ, диковинней и причудливей которых я ничего не видел – само собой, в людской своей ипостаси.
Это было абсолютно чуждо человечеству. Теоретически, это обязано было быть так же чуждо и Дбигу, и Слайм, и лемурам – всем, кто жил по законам общества, пусть пока непонятным, но постигаемым. И этот живой океан, увы, не был вещью в себе, философской абстракцией, как в прекрасном древнем романе, давно ставшем мировой классикой. У него была цель. Он жил, чтобы производить «маток», и ещё те самые живые корабли, и ещё множество других удивительнейших созданий. И, похоже, им всё-таки не требовалось никаких антигравитаторов… или я просто не видел, как эти антигравитаторы оказывались в «матках».
Я хотел бы увидеть, поднимаются ли эти «матки» в воздух сами, но, увы, видение прервалось острой вспышкой боли – это Гилви наконец вырвалась из моих рук, судорожным рывком отбросив себя в сторону.
Она тяжело дышала, но, по крайней мере, пришла в себя.
– Ты видел?..
– Видел, Гил. Ты показала мне это.
– Они живут, только чтобы пожирать…
– Верно. И мы оказались у них на дороге.
– Почему, отчего? – голос её задрожал. Ни дать ни взять, сейчас расплачется…
– Не знаю. И никто не знает. Мы своих-то понять не можем, формирование муравьиного поведения до сих пор тайна за семью печатями, а тут нечто совершенно чужое.
