Владимир Михайлов - Фантастика 1969, 1970
Например, учебник по истории начинается с космологического обзора мира, с образования планет из туманностей и возникновения органических соединений.
Процветают на Марсе и искусства, и надо сказать, что здесь, например в рассуждениях о красоте традиционной ритмической поэзии, совсем не разглядеть Александра Богданова — будущего теоретика Пролеткульта, предлагавшего использовать классику лишь как средство для овладения литературной техникой.
При всем том жизнь марсиан вовсе не сплошные праздники. Им приходится вести суровую и непрерывную борьбу со стихийными силами природы. Это источник конфликтов и даже трагедий.
Так, во время перелета с Земли погиб один из марсиан, закрывший своим телом пробоину. Дело усугубляется тем, что природные ресурсы Марса иссякают и вскоре он уже не сможет «содержать» увеличивающееся народонаселение. Уступить же, ограничить деторождаемость марсиане не хотят, они считают, что такое поражение в битве со слепой стихией — конец всему. В поисках выхода они и посылают разведывательные экспедиции на соседние планеты.
Некоторые черты их социального устройства вызывают у землянина недоумение. В одном случае Леонид, правда, не слишком последователен. В жизни на Земле он расходится с женой, которая, как ему кажется, ограничивает его свободу. Этот решительный молодой человек утверждает, правда лишь на бумаге, не только возможность, но и желательность многобрачия, которое, по его мнению, способно дать людям и большее богатство личной жизни, и большее разнообразие сочетаний в сфере наследственности.
«На мой взгляд, — размышляет он, — только противоречия буржуазного строя делают в настоящее время многобрачие частью просто неосуществимым, частью привилегией эксплуататоров и паразитов». Но когда Леонид узнает, что на Марсе многобрачие обычное дело и что у его любимой женщины Нэтти было одновременно несколько мужей, его земная натура начинает протестовать.
Еще менее вяжутся с гармонией общественного устройства разрешенные и нередкие самоубийства.
Но с точки зрения марсиан в этом тоже проявляется уважение к свободе выбора.
Вообще есть что-то чрезмерно рациональное, холодноватое в марсианской жизни. Марсиане вежливы, предупредительны, деловиты, в большинстве талантливы, но, как правило, лишены горячей крови, лишены страстей, которые делают земную жизнь столь же трудной, сколь и привлекательной.
Логика целесообразности зачастую подменяет у них логику сердца.
Только в такой обстановке и мог родиться чудовищный проект математика Стэрни, который внес предложение поголовно уничтожить все человечество для блага ушедших вперед в своей эволюции марсиан, которым Земля подходит для колонизации больше, чем Венера. Математик, конечно, гуманист, он намерен провести это мероприятие незаметно и безболезненно. Правда, Стэрни получает жестокий отпор от сопланетников, для которых неповторимость любых форм жизни священна, но тем не менее из песни слова не выкинешь: такое предложение было произнесено и обсуждено, и никто не судил математика за милитаризм и не упрятал его в психиатрическую лечебницу. (Суд, или, вернее, самосуд, устраивает над ним не владеющий собой человек с Земли.) Нелепо предполагать, что подобные черты непременно входят, по мнению автора, в коммунистический идеал. Он ведет нас не земными дорогами. В ином мире могут, конечно, быть черты странные и даже вовсе неприемлемые по нашим этическим нормативам.
На молодую бурлящую Землю наиболее мыслящие марсиане смотрят с некоторой завистью. Да, Земля еще не доросла до марсианской техники и до совершенного общественного строя. Но как стремительно она развивается! То, на что марсианам понадобились сотни лет, Земля уложила в десятки, и «ножницы» все время сходятся. Разглядывая в музее скульптуру прекрасного юноши, марсианская поэтесса Энно восклицает: «Это вы, это ваш мир. Это будет чудный мир, но он еще в детстве; и посмотрите, какие смутные грезы, какие тревожные образы волнуют его сознание… Он в полусне, но он проснется, я чувствую это, я глубоко верю в это!» Кто это говорит — Энно или автор? Подлинная Красная звезда — не столько дряхлеющий Марс, сколько юная революционная Земля.
По художественному исполнению нельзя, конечно, сравнивать «Красную звезду» ни с предшествующей «Войной миров», ни с последующей «Аэлитой», но в одном отношении А. Богданов превосходит и Г. Уэллса, и А. Толстого, и вообще большинство научно-фантастических книг. У него поразительно высокая степень научного предвидения. Американцы гордятся книгой Хьюго Гернсбека «Ральф 124 С 41 +», где действительно развернута целая программа для будущих изобретателей. Но произведение Гернсбека, которое в литературном и проблемном отношении представляет собой нулевую величину, появилось только через три года после выхода «Красной звезды» и по многим чисто техническим вопросам уступает Богданову.
Надо полагать, что А. Богданов слышал о трудах Циолковского или читал его «Исследование мировых пространств реактивными приборами», изданное в 1903 году. В противном случае остается предположить: автор «Красной звезды» самостоятельно приходит к выводу о необходимости именно ракетной техники, настолько осознанно она у него подана, и это, конечно, еще выше поднимает его акции. Ведь в тогдашней фантастике, пожалуй, и самолет-то еще не был как следует освоен.
Хотя в «Войне миров» и есть фраза о том, что марсиане стреляли ракетами, Уэллс не отдает себе отчета, для чего, собственно, они нужны. Повторяя научно несостоятельную идею Жюля Верна, он переносит марсиан на Землю в пушечном ядре. А. Толстой в 1923 году, конечно, отправит героев «Аэлиты» путешествовать в ракете. Но это чисто условная, так сказать, литературная ракета. Его конструкция не то что до Марса не долетела бы, а и с поверхности Земли не оторвалась.
Я вовсе не критикую А. Толстого за это; подобные технические неувязки не имеют ровно никакого значения для его прекрасного романа. Но отдадим должное научной прозорливости А. Богданова.
Этеронеф — марсианский межпланетный корабль — весьма совершенное и по сей день еще не осуществленное создание технического гения. Движется он энергией ядерного распада, если применить современную терминологию, то есть практически это атомолет. В последующем мы встретим столь же четкое указание на этот тип двигателя только лет этак через пятьдесят, после изготовления и применения атомной бомбы.
Уже шла речь об описанных А. Богдановым цифровых машинах, управляющих производством, этого также еще очень долго не будет ни у кого. Да и сама идея планового управления народным хозяйством тоже немалого стоит.
