Артем Абрамов - Место покоя Моего
— Пора спать, — сказал Иешуа. — Завтра опять с рассветом тронемся.
— Выспишься? — спросил Петр.
Иешуа пожал плечами, не ответив. Вопрос и впрямь был праздным: Иешуа, как и Петр, как он научил его в детстве, умел отклю-, чать себя и спать «по заказу», высыпаясь полно и легко даже за десять минут. А тут — часы, экое богатство!..
Шли обратно, Петр рискнул все же спросить о мучившем:
— Ты говоришь о разрушении Храма в душах людских или…
— Или, — засмеялся Иешуа. — Тебе его жаль?
— Я просто плохо представляю себе силу, требуемую для разрушения такой каменной массы.
— Наши представления, Кифа, всегда слабее наших возможк ностей. Представлял ли ты, например, что станешь учителем Машиаха?
— Да ни в жизнь! — немедленно открестился Петр. — А зря. Получилось. Или еще… Представлял ли ты тогда, в долине Ярдена, когда ты впервые познакомил нас с Йохананом, что он останется жив и что именно тебе суждено будет спасти его?
Ученик передёргивал.
— А с чего ты взял, что тогда я представлял, будто он умрет? Я не пророк, Иешуа, не прорицатель, способностей мне таких не дано, и я не мог догадаться, что Иродиада обозлится на Йоханана, что Антипа его кинет в яму, что девочка Саломия потребует его смерти. Я готовил Йоханана к долгой жизни. Как и тебя. Наверно, трудной, но долгой. И сам я еще пожить собираюсь…
— Да много ли ты старше? Десяток лет, пустяки уже… Но я с тобой давно и давно приглядываюсь к тебе. Знаешь, Кифа, ты очень сильный человек, я имею в виду, конечно, мысль, ее силу, но ты не всегда правильно держишь тело в прыжке.
— Не понял. Объясни.
— Как прыгает кошка за птицей или за мышью? Ты когда-нибудь пытался задержать, замедлить ее прыжок?.. Там нет лишних движений. Она контролирует каждую мышцу, каждую складку кожи, она абсолютно самодостаточна в прыжке. А мы делаем кучу лишних движений, будто суетимся. Люди — руками, ногами, глазами, губами… Очень легко прочитать, что на самом деле скрывается за тем или иным словом, за тем или иным шагом. Люди очень открыты, распахнуты, даже самые скрытные. Они только думают, что скрытные, потому что никогда не жили, как живут кошки, у них нет такой слитости с природой… А мы с тобой иди Йоханан мы, конечно, руками-ногами зря не машем, не моргаем и не шевелим губами. Мы мастера, куда там! Но даже мы не всегда можем уследить за движением мысли… Ты никогда не замедлял прыжок кошки. А ты когда-нибудь замедлял бег своей или чужой мысли? Ты пробовал разложить этот бег на составляющие?
— Нет, не пробовал… А интересно-то как!.. Спасибо, поиграю.
— Поиграй. Ты, кстати, за последние полгода стал для меня почти неслышим, появилась новая сила, поздравляю… Но только имей в виду: когда ты что-то знаешь и не хочешь выдать, что знаешь, у тебя левая половина мозга становится чуть теплее. Никто не почувствует, не волнуйся, только я… Петру стало холодно.
— А что это значит, по-твоему?
— Как будто мысли чуть притормаживают, сами того не желая, и возникает своего рода энергия торможения. Тепло, Вот и сейчас тоже: ты что-то знаешь…
— Ничего я не знаю, — намеренно зло сказал Петр. — Ты совсем крышей подвинулся на своем Храме, вот и чудится тебе всякое… торможение мысли.
— Подвинулся крышей… А-а, помню.
— Пустое. Проехали.
— Как скажешь. А Храм… Ты же сам сказал — это всего лишь камень. И много земли… Видишь вон тот холм? Петр кивнул.
— Следи.
Иешуа вытянул вперед руки, медленно свел вместе кончики; пальцев, закрыл глаза. Постоял так, не дыша, как показалось Петру, и вдруг резко развел руки в стороны и вверх.
И на глазах у Петра недалекий и не очень большой холм словно бы раскололся взрывом, взметнулась в воздух земля — огромной рассыпанной массой, чуть зависла в темноте и рухнула вниз. А холма уже не было. И все — в тишине, только падение тонн земли — гулкое, глухое.
— А вон камень, — спокойно, будто и не взрывал холм, сказал Иешуа. Следи.
Почти круглый камень объемом и весом побольше того, который когда-то Иоанн Креститель поднял и швырнул под ноги Иродиады в долине Иордана, валун весом талантов в тридцать — сорок, то есть тонны полторы, а диаметром около шести локтей, что чуть менее трех метров, повинуясь каким-то неведомым силам, сосредоточенным в кончиках пальцев Иешуа, с глухим треском раскололся надвое, и две половинки словно бы отодвинулись друг от друга.
— Как ты это сделал? — со страхом, но замешанным на абсолютно искреннем восторге, спросил Петр.
— Захотел. Это всего лишь камень и земля, камень и земля. Как и Храм. Только размеры разные… Я полагаю, что немного потратил здесь сил. Но все же пойдем отдыхать. Пора.
И пошел чуть вперед, торопясь.
А у Петра остался один страх — безо всякого восторга. И еще странность. Вдруг полностью исчезло пресловутое «неверие ни на йоту» и безобразно выросло тревожно реальное «а вдруг».
ДЕЙСТВИЕ — 4. ЭПИЗОД — 4
ИУДЕЯ, ИЕРУСАЛИМ, 27 год от Р.Х., месяц Нисан
К Вифании подошли на третий день к вечеру. Решили переночевать в доме Лазаря, чтобы войти в Иерусалим с утра, когда и народ на улицах соберется, и пройдет уже весть о том, что в столицу, в Храм, на празднование Пасхи явился долгожданный Машиах. Весть эту донесут, если уже не донесли, десятеро из семидесяти доверенных посланцев Христа, которых он в свое время отправил по стране — от Трахонитиды и Итуреи на севере до Идумеи и Набатеи на юге.
С одной стороны, вроде — игрушки: у Кайафы своих семьдесят, у Помазанника Божьего — своих столько же. С другой — разумный, дельный ход: пришла пора нести свое слово в люди другими — многими! — устами. Армия пропагандистов. Массовая и вполне грамотная «пиаровская» акция.
Петр каждый вечер спрашивал у Иешуа: что с запахом опасности. Иешуа впрямую не уходил от ответа, но всякий раз отделывался коротким:
— Стал сильнее. Ничего, пока терпимо.
— Мы рядом, — повторял Петр.
— Я знаю, — говорил Иешуа.
И все. Точка. Может, не хотел слишком распространяться по своей всегдашней привычке не пускать даже близких в собственные переживания, в свои боли, коли они возникали, а может, помнил о странном тепле, исходящем от левой половины мозга Петра.
Петр попробовал и раз, и два, и десять раз то, что Иешуа назвал «замедлить бег мысли». Вроде получилось, вроде даже сумел понять принцип этого «замедления», и картинку увидел, занятная выходила картинка — словно дискретно, мультипликационно; двигались черточки-сигналы от синапса к синапсу… И на себе попробовал, и на идущих рядом. Но никакого тепла не учуял. Не дано было? Скорее всего…
