Яна Дубинянская - Проект «Миссури»
А вдруг? Звенислава и сама в это верила. Те несколько секунд, пока загружался «ящик». Надежда, разочарование, усмешка — и так каждый день, что-то вроде психологического ритуала. Но не сегодня. Сегодня было бы слишком.
Она рывком встала и направилась на кухню. Еще один кофе. Иногда можно.
…Когда вернулась, в комнате была мама. Заглядывала в монитор, держась на почтительном расстоянии, чуть сбоку, чтоб не попасть под «излучение». Звенислава невольно улыбнулась.
— Тебе письмо! — Мама явно гордилась тем, что сумела это обнаружить.
— Да? — Она села в кресло. — Сейчас посмотрю.
Письмо пришло, кажется, из какой-то организации; название ни о чем ей не говорило. Скорее всего рекламная рассылка или даже вирус, но озвучивать эти предположения при маме не стоило. Мама подошла немного поближе, обняла ее за плечи. Что ж, попробуем открыть… Где-то внутри все-таки всплеснулась идиотская надежда, и Звенислава со злостью прикусила губу.
Файл-аттач под названием «test», огромного размера и в незнакомом формате. В самом письме сообщалось только о том, что этот файл надо открыть. Н-да. Последний раз, когда она по наивности выполнила подобное указание, вызванный на дом компьютерщик из фирмы сказал, что дешевле будет купить новую машину.
— Это, наверное, вирус, мама.
— Вирус?! — Та история произвела на маму сильное впечатление. — Уничтожь немедленно!!!
Звенислава кивнула. На всякий случай еще раз скользнула взглядом по единственной строчке: «Please open the attach. Best regards, Vlad».
И клацнула «мышью».
По встречному эскалатору замедленным водопадом скользили незнакомые лица. Как всегда.
Звенислава отвела взгляд. Надо собраться. В конце концов, на этой студии действительно хорошая аппаратура и, видимо, профессиональные ребята, которые к тому же не курят на работе. В новый альбом вложены немалые деньги и усилия; да и Ее Отец, по словам мамы, возможно, все же возьмется финансировать тур. И вообще все начатые дела нужно заканчивать. Даже изначально безнадежные… впрочем, откуда ей знать об этом? Абсолютный тропизм — привилегия комбинаторированного поколения.
До чего же им, должно быть, неинтересно жить. Как там в Теркиной «Балладе выбора»?..
Кто-нибудь добрый опять нацарапает стрелку
На исчерканном камне
У трезубца дорог…
Они, комбинаторированные, конечно, не поймут. Но, может быть, хоть осознают, что чего-то недопоняли. И только ради этого непременно нужно спеть те песни.
Стеклянные двери на выходе из метро крутились на сквозняке, словно лопасти ветряной мельницы. Звенислава притормозила и скользнула в открывшийся на мгновение проем, узкая и легкая, как осенняя соломинка. В подземном переходе торговали цветами; надо будет на обратном пути купить букетик астр или бархатцев. Хорошо, когда в доме цветы…
…Она не сразу увидела его. Она вообще прошла бы мимо.
— Я звонил, — сказал Андрей. — Твоя мама сказала, что ты десять минут как поехала на студию. Я подумал: наверное, та же самая станция…
Улыбнулся. Без всяких там искорок и вспышек, бликов или прожекторных лучей.
Просто очень-очень смущенная человеческая улыбка.
РУСЛАН, второй курс
Возле ножки стола собралась неплохая коллекция пустых емкостей: шампанское с серебряной оберткой, похожей на рваный презерватив, три бутылки из-под «Сангрии» (девчонки уговорили), сувенирный «Токай» — на вид не хуже той богемской вазы, что кокнул Вадик еще в начале вечера; строгих форм «Наполеон», какая-то болгарская наливка с мокрой веткой внутри и четыре граненые поллитры, выстроившиеся одна за другой, как солдаты. Пятый, видимо, убитый, лежал на боку.
Кстати, можно вынести их во двор, расставить в ряд и устроить тир. Главный приз — Маринкин поцелуй. А что, неплохая идея. Я поискал глазами Маринку: судя по тому, с какой страстью она повисла на Омельчуке, которого на трезвую голову в упор не переваривает, вряд ли завтра ей удастся вспомнить, кому достался главный приз.
Впрочем, на столе еще оставалось немало стеклотары разной степени опустошения. И как раз сейчас Тимку Кревного пробило на тост:
— Пр-р-рошу внимания, дамы и господа! — На ногах он держался не очень, но рюмку наполнил со сноровкой бывалого аптекаря. — У кого чего есть, поднимите, у кого чего нет — налейте! Ибо сегодня один из наших, не побоюсь этого слова, товарищей… — Тут Тимка захихикал и вернулся к тосту минуты через две, причем уже с грузинским акцентом: — Так выпьем же за этот дом, и чтоб жэнщины всэгда любили его хозяина. За тэбя, Цыба, дарагой!
С ним выпил один Вадик. Впрочем, Вадик пил все время, независимо от наличия-отсутствия тоста. Остальные же давно расползлись по интересам. Черненко, Санин и Багалий терзали компьютер, гоняя на разных скоростях чью-то новую игрушку, Маринка тискалась с Омельчуком, Тонька — с Ростиком, Милевская и Ногина — друг с дружкой. Артур похрапывал поперек дивана. А Веры нигде не было видно, и я, хоть убей, не мог припомнить, куда и в какой момент она исчезла. И мне это очень не нравилось.
Вообще было очевидно, что день рождения уже себя исчерпал. Если б дело происходило на городской квартире, отец еще с полчаса назад начал бы аккуратно выставлять народ за дверь. Но, черт возьми, я отвоевал себе право на дачу до самого утра! И имел неосторожность объявить это во всеуслышание.
Хотя, пожалуй, стоило шепнуть Вере на ушко. Ей одной.
— Угадай, кто? — Мне со спины закрыли глаза поверх очков. — Угадай, Цыбу-у-уля…
Я вздохнул:
— Лизка?
— Угадал!
И она с визгом бросилась мне на колени, перекинув при этом на юбку мой недопитый бокал. Мокрое пятно получилось на самом интересном месте, от чего эта дура почему-то пришла в еще больший восторг. Я опять огляделся в поисках Веры; сквозь залапанные стекла все было как в тумане. Снял протереть. Лизка автоматически очутилась в кольце моих рук и склонила голову мне на плечо, дыша в шею перегаром вперемешку с дезодорантом и неразборчивым нежным шепотом.
Без очков, я давно заметил, мир смотрится гораздо благопристойнее. Свинарник на столе вполне можно принять за натюрморт кисти голландцев, Омельчука с Маринкой — за романтических влюбленных, перепившийся Артур напоминал павшего воина, а трое перед монитором — вообще группу научных сотрудников во время мозгового штурма. Хотя я сильно сомневался насчет теперешнего состояния их мозгов.
— До этого места дохожу — и все, кранты, — плаксиво пожаловался Черненко. — Пупырчатый меня мочит. Всегда.
— Попробуй с огнеметом, — посоветовал Багалий.
— Я все, блин, перепробовал.
— От-тойдите, — по-хозяйски распорядился Санин. — Ты ж сохранился.. ик.. после огненного озера?.. о'кей. Ну, я так и думал. Не тянет. Слабоватая машина! У тебя, Черный, тоже ведь третий «пентиум»?.. а тут бы как минимум… ик… четверка…
