Ольга Елисеева - Сокол на запястье
Кентавры появились сразу из-за поворота дороги. Они миновали балку и теперь въезжали на склон. Кое-кто еще перебрасывался шутками, но большинство, завидев женщин, забыли о товарищах и ринулись вперед.
Их встретили с радостью и без опаски. Торетки окружили рослых жеребцов. Гнедые, чалые, каурые и пегие спины замелькали среди всплесков платков и блеска манист. Женщины поднимали глиняные чаши, и каждая подносила веселого зелья тому кентавру, с которым хотела начать праздник, его право было принять или поискать другую подательницу пива. Однако все знали, что началом скачки не завершатся, и редко отказывали первой встречной. Для этого она должна была выглядеть страшнее смерти, а такие сидели дома, ибо вид уродства оскорбляет Великую Мать.
Хиронид увидел, как отец взял чашу из рук одной знакомой вдовы и отправился с ней за ближайшую каменную россыпь. Теперь молодой кентавр мог чувствовать себя свободно. Он принял глиняную плошку с пивом у подошедшей девушки, но не стал пить, лишь слегка лизнув языком сусло. Хиронид подхватил спутницу под колено, усадил себе на спину и двинулся медленно объезжать холм, рассчитывая на каждом кругу подбирать новую подругу.
Ему удалось сделать это четыре раза. Уже после третьего поворота вокруг шеста с лошадиным черепом, спуская на землю слегка усталую разрумянившуюся спутницу, кентавр заметил, что соплеменники сильно навеселе. Хмельные и разогретые играми, они скакали по полю, махая хвостами. Поймав избранницу, жеребец беззлобно кусал ее зубами за плечо и, подхватив за талию, забрасывал себе на спину. Редко кто из порядочных гостей устраивал свалку на глазах у всех. Зато молодой охлос Фола веселился там, где нагонял беглянок. Невежи прижимали тореток к земле и наскакивали на них, как на кобыл, не слушая никаких возражений.
Впрочем, крестьянки, кажется, были довольны. Их жаркие объятья с Фолом и его товарищами показались сыну вожака более страстными, чем церемонные поцелуи с ним самим. Хиронд яростно взревновал и, распустив хвост по ветру, пустился вскачь, издавая призывное ржание. Он подхватил первую попавшуюся тетку и завалил ее у всех на глазах, чтоб потом никто не мог обвинить его в слабости или недостатке желания.
Баба завопила благим матом. Юбка на ее толстом заду лопнула, как кожа на барабане, а сама она изловчилась и треснула Хиронида по морде глиняной чашкой. Огорошенный и измазанный суслом кентавр вынужден был отпустить жертву. И тут же услышал над ухом насмешливый голос Фола.
-- А говорил, что от меня пахнет стойлом! Тебя женщины и близко не подпускают. Сосунок!
Униженный сын вожака поднялся на ноги и, слабо огрызаясь в ответ, побрел к реке. Надо было смыть липкую пивную пену, быстро стягивавшую кожу клейкой пленкой.
-- Иди, иди, ополоснись!
-- От тебя воняет бабьим страхом!
-- Кобылы этого не любят!
Хиронид готов был повернуть и зубами вцепиться в шею первого же попавшегося жеребца, но сдержал себя. Праздник еще не окончен. Вся ночь впереди. Не повезло сейчас, повезет позднее. До утра он сделает три раза по девять. Или даже девять раз по девять, так они его разозлили!
Миновав топкий берег, кентавр погрузился в реку. Вода оказалась уже холодной. Пока она касалась ног и боков, все было в порядке, но стоило нескольким каплям брызнуть на голую кожу живота, как Хиронида пробрал озноб. Осень, что поделаешь? А ведь оттирать от сусла пришлось именно человеческие части тела: руки, шею, лицо. Кожа пошла знобкими пупырышками. От холода он даже обмочился. Хорошо, что за высокой стеной камыша никто не видел.
Да и темнело. Здесь у воды еще можно было различить гаснущий лазоревый край неба. А у холма костры спорили с хрупкими сумерками, и вокруг них все уже казалось ночью. Хиронид выбрался из воды, встряхнулся и пошел на веселый шум голосов. Сухой камыш шуршал вокруг него на легком ветру. Кентавр совсем успокоился и хотел еще немного постоять на берегу, вглядываясь в усыпанный рыжими огоньками холм.
Вдруг ему показалось, что веселье стало через чур беспорядочным. Кентавры и танцевавшие с ними женщины метались среди костров, не ища, а отталкивая друг друга. Многие падали. Крики, доносившиеся до берега, были не хмельными, а испуганными.
Хиронид насторожился, чуть-чуть вышел из своего укрытия и вытянул шею, стараясь рассмотреть, что же именно происходит. И тут кентавр различил лишние фигуры вокруг холма - не женщины и не соплеменники - они прятались за камнями и осыпали собравшихся стрелами. Не в силах наблюдать за этим Хиронид тревожно заржал, предупреждая своих об опасности, но было уже поздно. Его мало кто мог услышать. Кентавры метались по подолу холма, хмельные, спотыкающиеся, не способные далеко убежать в поле.
Хиронид видел отца, удивленно поднявшего голову из-за куста бузины, за которым обхаживал очередную подружку. Старый вожак тут же получил несколько стрел в шею. Кентавр в ужасе заржал и бросился к отцу. Вокруг него немедленно засвистели стрелы. Они обязательно угодили бы в цель, если б обезумевший от отчаяния Хиронид не бежал быстрее ветра. Он еще надеялся подобрать отца и унести его в ночную степь.
Но когда кентавр добежал до кустов бузины, то увидел, что царь Хирон лежит без движения, прикрывая собой случайную подругу, из тела которой тоже торчало несколько стрел.
Мертвый вожак не мог собрать табун, не мог показать, куда бежать, как спасаться. Сын попытался сделать это за него. Он снова заржал. Теперь ему ответили. Несколько молодых кентавров спешили с разных сторон. Все это был охлос, обезумевший от страха. Они инстинктивно подчинились Хирониду, будто и не было недавних насмешек. Никто и не вспомнил о Фоле. Сын царя первым заметил его в отдалении у камней. Он бежал как-то странно, приволакивая сразу обе задних ноги.
Они никогда не были друзьями. Но и бросить его Хиронид не мог. Он подскакал к Фолу, перекинул его руку себе через плечо и потащил жеребца в степь. Тот жутко нализался и шел зигзагами. Стрелы свистели вокруг все чаще.
-- Давай! Давай, Фол! Скорее! - торопил его Хиронид.
Вдруг кентавр споткнулся на ровном месте, полетел через голову и растянулся на земле, не подавая признаков жизни. Теперь молодой вожак видел то, что укрывалось от него раньше. Соперник вовсе не был пьян, весь его правый бок был утыкан стрелами, как кочка гусиным луком, а из крупа торчал дротик, разворотивший Фолу половину бедра.
-- Беги! - слабо проржал он. - Там люди, много людей!
Больше оставаться рядом с умирающим Хиронид не мог и припустил в степь, надеясь, что ночная мгла укроет его. Не тут-то было. Люди оказались хитрее. На лошадях мужчины вышли в поля и отрезали кентаврам дорогу к отступлению. Они привычно сгоняли их, как скот с пастбища. Помимо свиста стрел, в воздухе раздались новые звуки. Хиронид раньше никогда не слышал щелканье пастушьих бичей и не чувствовал, как тревожен запах сыромятной кожи, доводивший все конское естество кентавров до дрожи.