Клиффорд Саймак - Миры Клиффорда Саймака. Книга 8
— Ну, я не знаю, — пробормотал Ролло. — Я в этих вещах не разбираюсь.
— Зато я разбираюсь, — сказал Кашинг. — В университете я читал о полетах на Марс, на Луну и другие планеты. Там было много книг о том, как это делалось, но нигде не говорилось, что стартовые площадки должны быть на вершинах гор.
— Но Деревья! — воскликнул Ролло. — Кто-то ведь посадил Деревья вокруг Утеса, чтобы защитить то, что может быть там. Возможно, до Эпохи Бед люди были против полетов к звездам.
— Может, и так, — сказал Кашинг.
— Даже если это и не тот Звездный Город, — продолжал Ролло, — все равно здесь что-то есть — что-то, что охраняют Деревья.
— Возможно, ты прав, но я искал именно Звездный Город.
— Меня удивляет, что они нас пропустили. Я имею в виду Деревья. Они могли и задержать нас, ведь мы были окружены Камнями. Деревьям достаточно было слово молвить, чтобы Камни растерзали нас.
— Я тоже удивляюсь. Но я рад, что они этого не сделали.
— Потому что хотели пропустить нас. Решили, что так будет лучше. И не потому что мы безобидны, а будто ждали нас много лет. Кашинг, что они в нас нашли?
— Будь я проклят, если знаю, — ответил Кашинг. — Пойдем-ка в лагерь.
Эзра похрапывал у костра, Мэг сидела рядом, завернувшись в одеяло: ночь была прохладная. Энди, встряхивая головой, бродил неподалеку. Напротив Мэг сидела Илейн, прямая и напряженная, со сложенными на коленях руками. Ее лицо было бледным, глаза по-прежнему устремлены в пустоту.
— Вернулись наконец, — сказала Мэг. — Видели что-нибудь?
— Ничего, — ответил Кашинг, опускаясь рядом с ней.
— Ты голоден? Могу поджарить ломтик оленины. Надо ее доесть, пока не протухла.
— Завтра добуду что-нибудь, — пообещал Кашинг. — Где-то здесь должны быть олени.
— Чуть западнее я видел небольшое стадо, — сказал Ролло.
— Так тебе приготовить кусочек? — снова спросила Мэг.
Кашинг покачал головой.
— Я не голоден.
— Завтра мы доберемся до вершины. Как вы думаете, что мы там найдем?
— Стражники говорили, что там какие-то здания, — сказал Ролло. — В которых спят Спящие.
— Мы можем смело выкинуть из головы этих Спящих, — заявил Кашинг. — Это бабушкины сказки.
— Но стражники живут этими сказками, — заметил Ролло. — И может быть, это более чем сказки.
— Идолов можно создать и на пустом месте, — сказал Кашинг.
Он сгреб в охапку ветки, чтобы подбросить их в костер. Пламя вспыхнуло ярче, и свет упал на какой-то предмет, висящий в воздухе неподалеку от костра. Кашинг ошеломленно отпрянул, продолжая сжимать в руках хворост.
Предмет был цилиндрический, футов трех в длину и полутора в ширину. Этакая толстая тупорылая торпеда, висящая в воздухе. Она не тикала, не жужжала, не издавала никаких звуков, свидетельствующих о наличии механизма внутри. Поверхность ее была усеяна чем-то вроде стеклянных глаз, которые поблескивали в свете костра. Цилиндр казался металлическим.
— Ролло, — пробормотал Кашинг, — кажется, это твой сородич.
— Да, согласен, он смахивает на робота, — ответил Ролло, — но провалиться мне на месте, если я хоть раз видел что-либо подобное.
По логике вещей, мы должны испытывать страх, подумал Кашинг, а сидим совершенно спокойно. И даже если этот предмет опасен, страха он не внушает и не кажется угрожающим. Какой-то толстый коротышка, клоун, болтающийся в пространстве. На миг Кашинг словно увидел его лицо — мясистую, нахальную физиономию с широкой ухмылкой. Кашинг знал, что никакого лица нет, но именно такая рожа больше всего подходила этому короткому летающему цилиндру.
Эзра забормотал во сне, сглотнул, перевернулся на другой бок и снова захрапел. Илейн все так же неподвижно сидела на месте. Она либо не заметила цилиндр, либо не сочла нужным удостоить его вниманием.
— Что ты чуешь, Мэг? — спросил Кашинг.
— Только пустоту, мой мальчик, — отвечала та, — нечто бестолковое, мятущееся, горячее и дружелюбное, как бездомный пес, который ищет хозяина.
— Эта штука разумная?
— А как ты думаешь? Он живой, как мы, не чужой, не чуждый, но не разумный.
— Разумный, как вы, — вдруг сказал цилиндр трескучим металлическим голосом. Рта или иного отверстия видно не было, но, без всякого сомнения, голос исходил именно из этого висящего в воздухе предмета. — Пурпурная жидкость, — сказал он. — Не вода. Жидкость тяжелее воды. Плотнее воды. Сначала она стояла в углублениях, потом выплеснулась и потекла по земле. Там была багровая песчаная почва, в которой росли странные существа — цилиндрические, бочкообразные и круглые, как шар. Много крупнее меня. И у них были колючки и иголки, которыми они видели, осязали и обоняли. И говорили. Но я не помню, о чем они говорили. Я многого не помню. Они радовались багровой жидкости, которая текла по земле во все стороны. Она волнами катилась по алым пескам, и существа пели при виде ее. А почему они радовались, я не помню. Трудно понять, почему они ликовали: когда она захлестывала живое существо, оно умирало. Все его иголочки засыхали, оно теряло дар речи и лежало на солнцепеке, распространяя зловоние. Там было еще большое красное солнце, которое заслоняло полнеба, и на него можно было смотреть, потому что оно не грело и не сияло. Багровая жидкость текла по земле; иногда она останавливалась, и тогда существа снова начинали петь, призывая ее.
Тут раздался другой голос, попытавшийся заглушить первый:
— Звезды водили хоровод, зеленая и голубая; они двигались так быстро, что казались огненными лентами, и там, где они кружились, в небе стояло живое облако, питающееся энергией этих двух звезд. Интересно, всегда ли они вертелись так быстро, или это сверкающее облако заставляло их кружиться, и…
И еще один голос:
— Темнота — и в темноте бурлило что-то живое, что-то, не выносившее света. Оно уловило слабый свет, излучаемый мною, и сожрало его, вытянуло мою энергию, и я упал, обессилев, в темноту, и оно поглотило меня…
— Багровая жидкость поймала меня, — перебил первый голос, — и сделала частью себя, и рассказала мне о том, что было давным-давно, до рождения Вселенной…
— Боже мой! — вскричала Мэг. — Они окружили нас со всех сторон.
Казалось, воздух и впрямь кишел ими. Целая стая бормотавших толстеньких цилиндров нависла над людьми, перебивая друг друга.
— …Я не мог говорить с ними, потому что с ними нельзя говорить; они все выражали, чувствовали и обо всем думали иначе, и сами они были другие. У них было только туловище, огромное ужасное туловище. Мой разум не в силах передать этот кошмар, но одно я знал: в этом туловище много разумов, и все они говорили друг с другом и со мной и жалели меня, потому что у меня только один разум. Это были машины, но не такие, как мы. Они были живым металлом и чувствующей пластмассой, они имели душу…
